На то, чтобы работать и хоть что-то зарабатывать, свободного времени у Лизы не было, и она сидела за своими переводами по ночам. Павел на нее за это злился. Лиза всегда была худенькой и хрупкой, а с постоянным недосыпом стала и вовсе тоненькой и голубовато-прозрачной, как сосулька. Павел боялся, что жена совсем растает, и тщетно пытался отогнать ее от компьютера.

– Михеев, ты тиран! – шепотом, чтобы не разбудить пацанов, мирно сопящих в соседней комнате, комично возмущалась Лиза. – Ты древний деспот, Михеев, и мораль у тебя совершенно архаичная! Откуда вдруг этот мужской шовинизм? Когда мы познакомились, ты признавал за женщиной право на труд!

– Потому что, когда мы познакомились, женщина не пренебрегала своим правом на отдых! – шептал в ответ Павел, откатывая кресло вместе с сидящей в нем Лизой прочь от стола с компьютерами.

– Ну, так умчи же меня в манящие дали! – сдавалась Лиза, откидываясь на спинку кресла.

Мчать было недалеко – манящие дали располагались тут же, большой компьютерный стол на два рабочих места торцом утыкался в подлокотник дивана, который на ночь раскладывался, а днем снова собирался в относительно компактную конструкцию: можно было сидеть на нем, принимая гостей или глядя в телевизор. Хотя гости к ним приходили редко, а телевизор и вовсе включался только на час в день исключительно для просмотра мультиков. Времени не хватало ни на что. Времени и денег.

– Не дрейфь, Михеев! – шептала мужу Лиза, когда они успокаивались в своих манящих далях, собираясь наконец поспать. – Мы прорвемся! Нам не впервой!

– Прорвемся, прорвемся, спи уже. – Павел целовал жену и заворачивал ее в одеяло как в кокон. Ему все казалось, что она стеклянная, а так хоть не разобьется…

Днем, пока никого не было дома, он много и результативно работал, успевая за месяц нарисовать большую книжку. Издательство детской литературы, в котором Павел Михеев трудился художником-иллюстратором, вполне преуспевало, так что на отсутствие заказов жаловаться не приходилось. Приходилось жаловаться на постоянные задержки гонораров и роялти – процентов с продаж проиллюстрированных Павлом книг. Их иной раз приходилось ждать по полгода и выбивать из бухгалтерии чуть ли не с топором, из-за чего Лиза смешно называла вредных издательских бухгалтерш старухами-процентщицами. Сама Лиза работала на другое издательство, специализирующееся на переводной художественной литературе, и ей платили достаточно регулярно, но мало. В результате семейный бюджет был вечно скромен и то и дело прорывался зияющими дырами: приходилось то экстренно чинить машину, то менять внезапно потекший унитаз, то покупать новые школьные брюки Даньке, растущему, как бамбук в период дождей…

Нет, если бы не выплаты по кредиту, они бы справлялись. Этих двадцати пяти тысяч ежемесячно как раз хватило бы, чтобы распустить мучительно туго затянутые пояса. Роскошествовать они бы, конечно, не стали, но зажили бы поспокойнее и посытнее.

Хотя Лиза, надо отдать ей должное, проявляла чудеса экономии. Она почти ничего не тратила на себя, обходясь домашней косметикой и бесконечно продлевая жизнь своим когда-то модным нарядам. Сама красила волосы, сама подстригала кончики, сама делала маникюр и педикюр. Вязала себе и детям чудесные веселые шапочки и, стараясь выглядеть модно и стильно, миксовала вещи, как виртуозный наперсточник.