– Да, легкие конвульсии.

– Дыхательные пути свободны? Он кивает:

– Абсолютно свободны.

Я приподнимаюсь на локте.

– Может, закупорка сосудов, эмболия малого круга кровообращения? В результате перелома таза могла произойти закупорка мелких легочных сосудов.

Он ошеломленно смотрит на меня.

– Ну конечно же, – бормочет он, – эмболия. Как же я сам не додумался? И как вы догадались, ведь это такой редкий диагноз!

– Ничего удивительного. Я защищал докторскую по эмболии. У меня на нее, так сказать, нюх. Вы же знаете, что этот диагноз живому человеку ставят только тогда, когда это случайно приходит в голову.

Мы обсуждаем возможные методы лечения. С этим дело обстоит плохо. Профессор вызывает врача отделения и дает ему некоторые указания. Затем собирается уходить.

– Ах, не уходите, – говорю я усталым голосом, – все покинули хирурга-консультанта.

– Это еще что такое? – изумляется он. – Я так завидую вашей должности! Вы повсюду разъезжаете. Бываете на разных участках фронта. Можете указывать младшим коллегам…

– Ну да, – невесело отвечаю я, – это только так кажется. Конечно, мы много путешествуем. Помогаем то там, то здесь. И все-таки… я разочарован.

– Рассказывайте, – говорит Термойлен напрямую.

– Это трудно объяснить. Я добровольно вызвался ехать на фронт. Конечно, хирург здесь многому может научиться. Но мне хотелось работать на линии фронта, а не в тылу. Это не просто слова. Не знаю, поймете ли вы: я солдат, в глубине души я самый обыкновенный солдат.

Термойлен смеется.

– Но, дружище! Во время Первой мировой вы уже были врачом.

Я качаю головой:

– Ничего подобного! Я тогда в чине лейтенанта служил начальником минометной роты в Вогезах, в Италии на реке Изонцо, в Юлийских Альпах, под Кобаридом, позже под Камбре и на Ипрском выступе. Четыре ужасных года. Я сумел все выдержать только благодаря солдатам, этого не забудешь. Я не смог сидеть в тылу. Вы меня понимаете? Поэтому меня снова потянуло на фронт, в общество военных всех рангов – в чисто мужскую атмосферу. И что в результате? Я хирург-консультант, одиночка. Конечно, положение престижное, по крайней мере, так полагают товарищи, у тебя влияние. Но весь блеск быстро проходит. С другими советниками тоже такое происходит. Может быть, мы разбираемся в своем деле, некоторые даже считаются светилами, но этого недостаточно, это не приносит удовлетворения. Нам не хватает друзей. Нет никакой компании, группы, ты совсем одинок.

Я замолкаю. Он долго смотрит на меня. Понял ли он, или до него не доходит, отчего я в разладе с самим собой? Вдруг он говорит нечто совершенно ошеломляющее:

– Ваше разочарование и депрессия – просто плод больного воображения. Хотите, я скажу вам одну вещь? Вы знаете, что для нас означают ваши осмотры на фронте? На фронте, где все мы постепенно тупеем!

От волнения он переходит на берлинский диалект:

– Вести войну – это глупость, идиотизм. Война превращает людей в идиотов. С обеих сторон все выжившие становятся идиотами – так сказать, остаточные явления. Хуже ничего быть не может. А вы дарите нам новые идеи, стремления! Вот в чем дело, дружище! Нам снова есть о чем подумать.