– Поэтому, – заканчивает свой рассказ коллега, – его перевезли сюда. Замечательный парень. Да вы сами увидите.

Мы заходим в палату, которая находится недалеко от операционной. Доблер лежит на узкой походной кровати. На шее огромная повязка. Он спокойно смотрит на меня. Над его кроватью на черно-бело-красной ленте висит Рыцарский крест, которым он был награжден несколько дней назад. Общее состояние больного кажется мне еще вполне нормальным. К счастью, температуры нет. Значит, рана не была инфицирована.

– Давайте осторожно снимем повязку.

Доктор Лиенгард помогает мне, санитар поддерживает Тони Доблера и помогает ему немного приподняться. Повязку приходится разрезать – из-за спекшейся крови она плотно прилипла к коже. То, что мы видим, действительно вызывает крайние опасения. С левой стороны шея сильно выдается вперед. Можно отчетливо видеть, как ритмично пульсирует огромная опухоль. Положение настолько угрожающее, что я с ходу решаюсь на операцию.

Во время осмотра Тони держится очень достойно: внешне он спокоен, не произносит ни слова и лишь неуверенно посматривает на меня своими большими темными глазами. Сильный шум в шее, который слышен даже на расстоянии, внушает ему глубокий страх. От невыносимой боли он уже не может спать.

– Больно? – обращаюсь я к нему.

Он лишь слегка кивает. Да, он чувствует боль, но не хочет показывать. Его глаза полыхают, торопят, требуют, он оставляет мой вопрос без ответа.

– Нам придется оперировать, Доблер. Другого выхода нет.

Он кивает. Без долгих раздумий я принимаю решение:

– Завтра рано утром операция. Послушайте меня, Доблер, вы должны вести себя абсолютно спокойно, вам нельзя много двигаться. Вам дадут успокоительное.

Он действительно замечательный парень, простой, скромный и мужественный.

Осталось еще обсудить кое-какие вопросы в операционной. Затем мы отправляемся в главный корпус лазарета, немного выпиваем и болтаем друг с другом, но разговор не клеится. Каждый в своих мыслях с Тони Доблером.

2 октября, еще в предрассветных сумерках начинающегося дня, мы просыпаемся и начинаем готовиться к операции. Мои коллеги уже в операционной, а я иду проведать Тони, чтобы проследить за тем, как его будут перекладывать на носилки. Неясное, необъяснимое чувство толкает меня туда.

Мы обмениваемся несколькими словами, он отвечает очень сдержанно и спокойно, но шепотом: голос совсем охрип. Санитары собираются переложить его на носилки, и я отхожу в сторону.

– Осторожнее! – предупреждаю я их и прошу Тони ни в коем случае не напрягаться, не помогать и избегать любых движений.

Аккуратнейшим образом, мягкими движениями трое мужчин поднимают Доблера с кровати. Видимо, он все-таки хочет хоть немного облегчить им задачу и слегка приподнимается. И в этот момент из-под повязки фонтаном брызжет струя алой крови. Стремительно подлетаю к нему, большим пальцем пережимаю левую сонную артерию ниже пульсирующей опухоли и давлю что есть силы. Речь идет о жизни и смерти.

– Скорей кладите его на носилки, только не мешайте мне! Везите быстрее!

Правая рука продолжает зажимать сонную артерию. Левой я помогаю себе, чтобы усилить сжатие. И с облегчением замечаю, что кровотечение ослабевает, пульсация аневризмы прекращается.