— У тебя есть Звезда? — Казалось желтовато-золотистые глаза Полины увеличились ровно вдвое, заняв пол-лица, и, если разобраться, не удивительно. Но вот какое дело, сам-то Реутов сообразил, вернее, осознал, какая это награда, только сейчас!

— Да, — подтвердил он, вставая и направляясь к буфету за коньяком. — Июль пятьдесят девятого, Плоешти…

И он вдруг вспомнил тот бой, да так явственно, как никогда не вспоминал. Казалось, он снова был там, под Плоешти, в жирном дыму, стелющемся над землей, среди черных от грязи и копоти бойцов, отразивших пятую или шестую атаку миланских панцергренадеров. Горели нефтяные скважины и город, горели «Фиаты» и «Мерседесы», и земля горела, корчась в чадном пламени напалма, которым поливали их с черных небес двухмоторные «Дорнье». Вообще, что делалось выше пелены дыма, сказать было трудно: за сутки непрерывного боя Вадим видел небо всего один раз, когда налетевший порыв ветра разорвал на миг сплошной занавес копоти и дыма, показав в разрыве высокое голубое небо южного лета. Но зато Реутов видел, как утром — если это действительно было утро — упал среди горящих танков такой вот «Дорнье», а ближе к обеду на правом фланге их батальона разбился их собственный, русский, истребитель. Однако опознать его не представлялось возможным, так мало от него осталось.

Реутов взял бутылку, вернулся к столу и, не спрашивая, стал разливать коньяк по высоким граненым рюмкам.

— Четыре помню, — сказал он, закрывая тему. — Остальные — нет. Марика хорошо помню. Он был кадровый, и, если бы не дурацкая дуэль — это случилось в шестидесятом, в марте или апреле, это я тоже помню — я бы, по-прежнему, оставался его заместителем…

— А ведь эти тоже тебя о службе спрашивали, — задумчиво сказал Давид. — Совпадение?

— Не знаю, — пожал плечами Вадим. — Может быть… Но, в любом случае, глупость получается. Посмотреть бы мое личное дело в Военном Министерстве… — Он залпом выпил коньяк и тут же снова потянулся за бутылкой. — Но кто же меня туда теперь пустит?

И тут его, как громом поразило.

«Идиот! — Мысленно покрутил он головой. — Кретин!»

Получалось, что ситуация с его прошлым не так безнадежна, как ему только что казалось.

— Ладно, — сказал Реутов, стараясь не выдать охватившего его возбуждения. — Вопрос, конечно, интересный, но мы еще первый круг не закончили. Хотелось бы услышать, каким образом оказались на сцене наши милые дамы.

— А как этот Греч нас нашел, рассказать не хочешь?

Как ни удивительно вопрос этот задала Полина.

— Он за мной следил, — объяснил Вадим, закуривая. Папирос не было, а турецкие сигареты, которые купили женщины, были для него слабоваты.

— Что значит следил? — сразу насторожился Давид.

— То и значит, что следил, — нехотя ответил Вадим, этот вопрос он с Мариком до конца прояснить не успел. — Увидел на улице, узнал, удивился, стал искать… и увидел, как меня «арестовывают»…

— Значит, это он мелькал на набережной в ту ночь, — сказала Полина. — А он кто вообще-то?

— Не знаю, — развел руками Вадим. — Тридцать лет назад был есаулом, потом разжаловали… хорунжим… А кто теперь, не знаю, но нам он, судя по всему, не враг, — кивнул он на револьвер и кредитную карточку. — Да и потом, будь он враг, совсем другие люди бы приехали.