— Это был… — Реутов чувствовал на себе напряженные взгляды всех троих, но сам смотрел только на Полину, прямо ей в глаза. «Желтовато-золотистые… золотисто-желтые… А почему, собственно, нет? В одной лодке плывем». — Ты не знаешь — спросил он, не очень, впрочем, надеясь на положительный ответ, — у твоей тети здесь нет, случайно, терминала?

— Случайно знаю, — удивленно моргнула Полина. — Есть. У Леонида Егоровича в кабинете. Только он старый, наверное…

— Не беда, — махнул рукой Вадим. — Лишь бы работал. Показывай!

Как ни удивительно, никто его ни о чем не спросил, только пока шли наверх, в кабинет покойного хозяина дома, Реутов буквально кожей чувствовал напряженные взгляды Давида и Лилиан, а спина идущей перед ним Полины была красноречивее иных взглядов.

— Итак. — Вадим сел в кресло перед терминалом и поднял тумблер, включив машину в сеть. Загорелась красная лампочка, потом на приборной панели перемигнулись несколько зеленых, и экран засветился ровным голубовато-зеленым светом. Однако прошло никак не менее трех минут, пока появилась рабочая заставка.

Молчание затягивалось, начиная действовать на нервы.

— Умеешь ты, Вадик, интриговать, — сказал с усмешкой в голосе Давид, разряжая обстановку.

— Не торопи, — отмахнулся Вадим. — Увидишь — поймешь… — «Если Марик меня, конечно, не разыграл». Еще минут пять ушло на поиски в сети, а когда открылась главная страница мемориального сайта Казачьих войск, «зрители» выразили дружное недоумение, проявившееся, правда, лишь в невнятном сопении и нечленораздельных звуках. — Сейчас! — успокоил их Вадим и не без внутреннего страха впечатал в окошко поисковой системы свою фамилию.

Греч не обманул. Упоминаний фамилии Реутова на сайте нашлось ровно одиннадцать.

— Ты казак? — Кажется, Полина была в который уже раз за это утро искренне удивлена.

— Да, — ответил Реутов, оборачиваясь к ней. — Казак. В смысле служил… когда-то.

— Сотник Реутов, — прочел вслух Давид. — По-нашему, выходит, лейтенант. Взвод?

— Погоди! — попросил Вадим, возвращаясь к терминалу. — Вот.

— Полковник Реутов… — В голосе Полины прозвучало недоверие, смешанное с удивлением. — Постой, сколько же тебе тогда было лет?

— Давида спроси, — предложил Вадим, не оборачиваясь. — Мы с ним ровесники. А дальше ты прочла?

— Двадцать четыре, — послушно объяснил Давид. — В шестьдесят втором… Похоронен… Что это значит?

— Это значит, — сказал Реутов во вдруг наступившей тишине, — что человек, который здесь был, твердо помнит, что 17 апреля 1962 во время ночного боя в Вене, в районе технического университета — улицы Брюкнер, Мадер, точнее он не помнит — я получил пулевое ранение в голову. «Пуля пробила каску, — сейчас Реутов слово в слово повторял сказанное ему Гречем, — и вошла в лоб несколько выше переносицы и чуть правее…»

— Ой! — Такого голоса Полины он еще не слышал, но, честно говоря, сейчас ему было не до ее эмоций.

— Вообще-то верная смерть, — тихо, как затухающее эхо, произнес Давид.

— Ты воевал? — спросил Реутов, подозревая, впрочем, какой получит ответ. Но и это его, по большому счету, не слишком волновало. Он и спросил-то чисто автоматически, по-прежнему, тупо глядя, на черные строчки на алом фоне.