И он поспешно вышел, а вместо него появился другой мужчина, и одет он был в военную форму.

Реутов от потрясения на мгновение даже забыл, что страшно хочет пить. Перед ним стоял, покачиваясь с каблука на носок, высокий черноволосый майор в повседневной общевойсковой форме, но со знаками различия жандармского отдельного корпуса. Означать это могло только одно, офицер этот служил в аэромобильной бригаде «Вой». На это же косвенно указывал и знак парашютиста, висевший на его широкой груди.

«Что это значит?»

— Майор Кабаров, — представился офицер казенным, лишенным эмоций голосом. — Скажите, Вадим Борисович, вы военнообязанный?

— Нет, — оторопело ответил Вадим. — Я… Я снят с учета по возрасту.

— Где проходили службу?

«Что за дурацкие вопросы?» — Реутов отказывался что-либо понимать, но и не отвечать, как он уже понял, было нельзя.

— Во 2-м казачьем корпусе.

— Когда? — спросил майор Кабаров.

— Во время войны, — устало ответил Вадим.

— Вы участник войны?

— Да, дайте, пожалуйста, пить! Я очень…

— Дам, — кивнул майор. — Но еще не сейчас. Ваше звание?

— Сотник.

— Строевой?

— Так точно. Послушайте…

— Отвечайте на вопросы!

В том, что, очнувшись в трюме корабля («Баржа, — вспомнил Реутов. — Давид сказал, что это баржа»), он не сразу вспомнил о допросе, ничего странного не было. Скорее, следовало удивляться тому, что сейчас — и притом так резко, как-то вдруг — Вадим вспомнил события, предшествовавшие беспамятству, во всех малоаппетитных подробностях. Он и удивился, потому что по роду своей деятельности отлично знал, каким должен быть эффект электрошока. Однако именно «машину Линдсмана» к нему в конце концов и применили. Сначала просто мотали жилы длинными разговорами «ни о чем», пытая жаждой и отвешивая время от времени больные, но более унижающие человеческое достоинство, затрещины, потом начали обрабатывать резиновыми дубинками, ну а закончили прибором ЭфСЛ-7М[28]… Самое смешное, или, напротив, обидное, что Реутов не только хорошо знал этот прибор — он даже использовал его неоднократно, когда лет двадцать назад работал в лаборатории профессора Евреинова — он и с самим Линдсманом был знаком. Старик был еще крепкий и в маразм не впал, так что его участие в семинарах всегда было событием. А когда-то, в конце тридцатых, Михаил Линдсман в одночасье стал звездой первой величины в мире психиатрии, когда построил свою машину предназначенную для лечения эпилепсии. До него тяжелые случаи эпилепсии купировали только операциями на мозге, которые больным, конечно, помогали, но и калечили их тоже. Электрошоковая терапия тоже не лишена недостатков. Мозг не содержит нервных окончаний, и боли, соответственно, не чувствует, но вот череп, а электроды-то крепились на скальп, такой защиты лишен. Впрочем, со временем профессор Линдсман разработал систему местной анестезии, нашел более щадящие параметры самого «стимула», научился (уже на третьей модели) бить не по всему мозгу, а выборочно по зонам, выбранным из чисто медицинских соображений. Одна беда: с точки зрения реакции организма на электрошок ничего существенно не изменилось. Потеря сознания, медленное и поэтапное его возвращение (от сорока пяти до шестидесяти минут), временное расстройство психических функций, и долгий (до восьми часов) «откат». Однако машиной Линдсмана пользовались до сих пор, и не в одном только каганате, но и во многих других странах. Вот только использовать ее на здоровых людях было строжайше запрещено. И опять-таки, Реутов знал это не понаслышке, а, что называется, из первых уст. В семьдесят восьмом Евреинов хотел использовать электрошок для выяснения дифференциальной работы полушарий головного мозга. Идея, что и говорить, богатая, поскольку к тому времени уже было известно о существовании «окна» протяженностью от двадцати до тридцати минут, когда сознание к перенесшему шок пациенту уже возвращается — и, следовательно, с ним можно общаться — но отдельные структуры мозга еще в норму не пришли и как бы заторможены. И добровольцы, в основном из числа студентов-медиков, были, но высшая комиссия по этике министерства здравоохранения исследование запретила, как антигуманное. Тогда один из стариков и рассказал Реутову под большим секретом, что во время войны обе стороны активно использовали «машину Линдсмана» для допросов пленных. Варварство, конечно, граничащее с военным преступлением, но речь ведь шла о войне…