Я только дошёл до двери его кабинета, а он вслед:
– Постой, не надо. Я его сам пошлю!
Громовержец
Несколько министров поехали с Черномырдиным в Кабардино-Балкарию, в командировку. Он тогда был премьер-министр, лицо охраняемое.
На месте всех разместили в таком специальном доме, много комнат, общий холл. Поработали, поговорили, поужинали, разошлись спать.
Ночью мне показалось, что гремит гром. Причём гремит ритмично. Прогремел – пауза, прогремел – пауза. Потом я подумал, что это не гром, а лист кровельного железа дребезжит и отрывается. Вышел в холл, у двери охрана дежурит возле телефона спецсвязи, при моём появлении сотрудник поднимает голову и говорит: «Спите». Я понял, что это не гром, а Виктор Степанович.
Утром садимся завтракать – чай-кефир, бутерброды-баклажаны, а меня всё подмывает спросить, как живут-то с ним при такой артиллерии? И я говорю: «Виктор Степанович, встал ночью, был удивлён». Он смеётся: «Если бы ты один!» – и рассказывает историю.
Когда он уже работал в ЦК – ездил по разным месторождениям. Приехал в один город, а там в гостинице только один двухместный номер.
– Я особо не капризничал, поселился в номер с соседом – солидным мужчиной. Вечером после работы поговорили, выпили по рюмочке, приготовились ко сну. И мужчина говорит: «Мне неудобно, но я очень сильно храплю, ложитесь раньше меня, иначе вы просто не заснёте». Меня долго уговаривать не надо, пошёл лёг. Просыпаюсь в пять утра. Перед кроватью на коленях стоит сосед и умоляет: «Миленький, ну хоть на минуточку… Ну дай ты мне поспать!» И ведь мужику неудобно в гостинице сказать, мол, выселяйте моего соседа. Он, бедный, чуть ли не в рабочее общежитие съехал, чтобы только со мной в одном номере не ночевать.
И ведь Черномырдин уникальный был человек, не переносивший на уровне подсознания, на физическом, органическом уровне ложь, ни маленькую, ни большую. А я всегда за ним пытался записывать, особенно на заседаниях правительства, где он сыпал перлами – от всей души.
Было какое-то заседание правительства, он опоздал, что бывало крайне редко. Зашёл, кинул папку на стол и сказал:
– Ну что, члены? – И сел. Видимо, приехал с мероприятия, не переключился ещё, думал о нём. Потом он вернулся мыслями к нам, вспомнил, что произнёс только первую часть фразы, и добавил: – Да, правительства.
Я видел лица министров. На одних было удивление: за что мы членами-то стали? А на других – нет. И меня это тогда удивило.
К концу его жизни мы стали хорошими товарищами. Он уже был послом в Украине, мы сидели с ним, выпивали, выпили всё, что было, завершили часа в четыре ночи. И он меня спрашивает:
– К тебе или ко мне продолжать пойдём?
– Давайте ко мне, я моложе, мне неудобно тревожить вашу семью.
И вот в четыре утра мы едем по Кутузовскому проспекту. А в то время там, напротив Поклонной горы, стояли ларёчки. И вдруг Черномырдин говорит: без цветов не пойдёт. Я пытаюсь его остановить – какие цветы, какие букеты, четыре утра, но он не унимается. В итоге мы остановились, разбудили продавщицу, она не узнала ни меня, ни его, ей абсолютно было всё равно.