Нужно вызвать «неотложку», пока Марат не превратил рыжего мальчишку в кусок отбитого мяса.

Но, вопреки моим предположениям, Дьявол не падает.

Он только с видимым усилием поворачивает голову, которую от удара запрокинул назад до противного хруста шейных позвонков. Поворачивает, смотрит на Островского затуманенным взглядом и тыльной стороной ладони медленно вытирает кровь с разбитой губы.

— Какого хера?! — не понимает Островский, потому что, видимо сам того не осознавая, трясет рукой, словно хочет смахнуть боль от удара. — Ты снова напился? Обдолбился какой-то херотой и пришел насрать мне на порог?

Я отступаю в сторону, пытаюсь найти взглядом телефон, потому что своего у меня пока нет. Это было одно из условий Марата: свой новый телефон я должна буду получить в ближайшее время. Не трудно догадаться, что он будет настроен таким образом, чтобы отслеживать каждый мой шаг, каждое написанное сообщение и каждый телефонный разговор.

Домашние работники, которые сначала прибежали на шум, под злым взглядом хозяина молниеносно расползаются по углам как тараканы. Не остается никого, кроме трех высоких крепких мужчин. Их «прически» — почти наглухо бритые головы — и типовые черные костюмы более чем многозначительно говорят, в качестве кого эта троица здесь работает.

Почему никто ничего не делает?

Почему никто не вызовет полицию и скорую?!

— Данилов?! — продолжает зверствовать Островский, и самый высокий из троицы выступает вперед. Точно как терминатор, даже наушник есть. — Я еще раз спрашиваю — как эта мразь оказалась в моем доме, если я дал четкие распоряжения?

— Марат Игоревич, проверим камеры… — говорит он. — Все меры безопасности в порядке — утром только проверил.

— Тогда как же эта тварь оказалась в моем доме, на моем диване?!

Рэйн медленно растягивает окровавленные губы в безумной улыбке.

Зубы у него тоже в крови, и он лениво слизывает ее кончиком языка.

Меня снова трясет.

Почему, ради бога, он назвал меня «мамочкой»?

— У тебя хуевые охранники, Островский. — Голос у Рэйна хриплый и тяжелый, но, словно в пику внешнему виду сумасшедшего, абсолютно трезвый. — Дальше своего носа не видят.

— Что ты сказал?! — снова заводится Марат.

И снова сжимает руку в кулак, чуть группируясь, как будто ему не привыкать вот так поучать всякого, кто переступает порог его дома.

Если я что-нибудь срочно не сделаю — он точно убьет этого рыжего психа.

Мне… просто больно об этом думать.

Но я не успеваю подумать почему. Или просто не хочу?

Вместо этого собираюсь с силами и, когда муж заносит кулак для следующего удара, с силой цепляюсь ему в руку, чтобы повиснуть на ней неподъемным грузом. Стараюсь притянуть к себе и задержать, мысленно уговаривая Всевышнего вбить в рыжую башку хотя бы одну трезвую мысль — уходить немедленно, прямо сейчас, пока Марат не сделал что-то непоправимое.

— Марат, прошу, он же просто мальчишка!

Но вместо того, чтобы отступить и успокоиться, Островский как будто заводится еще больше. Я для него никакое не препятствие — стряхивает меня на пол, словно насекомое, свирепо что-то кричит. Слов не разобрать. От страха у меня как будто нарочно отключились почти все органы чувств. Единственное, что еще могу разобрать — немного размытые лица и острый, словно кромка ножа, соленый запах крови.