Наступление русской армии в Маньчжурии, на которое так уповал великий князь Николай Николаевич, шло ни шатко, ни валко. Японцы дрались отчаянно, переходили в контратаки, и применили новую тактику – «выбивания» офицеров.

Бравые подпоручики, поручики, штаб-капитаны и капитаны, ведущие за собой взвода и роты, гибли десятками, пара сотен младших офицеров выбыли из строя и отправились по госпиталям, пострадав от сосредоточенного прицельного огня самураев только за первую неделю возобновившихся боевых действий. Линевич и Куропаткин запаниковали – их предположение, что одним молодецким ударом получится «сломать» японскую армию и гнать косоглазых до самого Порт-Артура, где они, обложенные со всех сторон, капитулируют, ну или устроят коллективное харакири, не оправдалось…

Напротив, в русских полках начали проходить тайные собрания нижних чинов, на которых неуловимые агитаторы доходчиво объясняли всю ненужность и глупость наступления. Дескать – флот стоит во Владивостоке, вот и пускай моряки нападают на Токио и вяжут микадо, отправившего всю армию в Китай и оставшегося без охраны. Тогда войне конец и без убийства сотни тысяч русских солдат. А идти в атаку за царя, расстрелявшего в январе рабочую манифестацию, – глупо. Офицерам, тем сам Бог велел бегать с сабелькой на врага за чинами да орденами, а солдатам незачем жизнь класть за «корейские дрова» да за Порт-Артур, сданный Стесселем япошкам, за пять миллионов рублей золотом…

Агитация имела успех, – если офицеров выбивали в первые минуты, то роты, даже батальоны «ложились» и отползали обратно в окопы, тут уж никакими пинками и угрозами поднять подразделения было невозможно. Накопленные запасы снарядов быстро таяли, видимых успехов, не было, продвижение вперёд на 10–20 вёрст кардинально ничего не меняло – японские войска отходили организованно, случаи сдачи в плен стали единичными. Пробные рейды кавалерии паники во вражеском тылу не вызывали, – похоже, что своих озверевших офицеров японские солдаты боялись куда больше чем страшных казаков. Разведчики рассказывали, что видели неоднократно трупы раздетых японцев, заколотых штыками, очевидно так лютые азиаты карали за проявленную трусость и нежелание воевать. Такие «разведданные» не прибавляли желания большинству солдат сходиться с бешеными япошками лицом к лицу.

Попытки начальства воззвать к героическим свершениям предков успеха также не имели. Ну, Наполеона расколошматили деды-прадеды, так он гад, на Россию напал, Москву сжёг. Болгар освобождали – так те братья-славяне, а японцы то на русскую землю не лезли, воевали себе китайцев да корейцев, так и чёрт с ними. Высокая геополитика, озвученная грамотеями офицерами Генштаба перед выстроенными полками, спасовала перед народной мудростью – «а на хрена мне клопы в чужом доме». Открытых случаев неповиновения пока не фиксировалось, но саботаж и нежелание идти на передовую – тревожный звонок для армии планирующей победоносное завершение войны. Генералы даже начали подумывать о создании «ударных» частей, в которые планировалось собрать всех «образцовых» солдат. Но проводить масштабную реорганизацию да в такое время – кто б им позволил.