— Лубянка! — шепнул Гомбашу идущий рядом Кираи. — Вот видите — трехэтажный дом впереди, на противоположной стороне? Это здание вэчека. А дальше рядом — районный Совет.

Было видно: у входа в здание чрезвычайной комиссии стоят и сидят на ступенях подъезда матросы и красноармейцы, оттуда чуть слышно — слов не разобрать — доносится речь. Но можно догадаться, что говорят не только по-русски.

— Кто это с матросами? — спросил Гомбаш у Кираи.

— Латыши. Отличные бойцы. Гвардия революции. А у районного Совета, видите, тоже большая охрана. Рабочие.

Гомбаш посмотрел, куда показывал Кираи, — у дома неподалеку от здания чрезвычайной комиссии толпились люди в кепках и картузах, каждый с винтовкой, возле них на тротуаре — два пулемета.

Снова встречный патруль на пути.

— Кто такие?

— Интернационалисты. К почтамту.

— В добрый путь, товарищи! Добивайте там эсеровскую контру!

…Пройдя немного по Лубянке, отряд сворачивает вправо. Теперь идут не улицами и площадями, а темными кривыми переулками, проходными дворами. Спереди передают шепотом:

— Соблюдать тишину! Не разговаривать! Не курить!

В глухом дворе-колодце, под аркой наглухо закрытых ворот остановились. Заговорили вполголоса:

— Что стоим?

— Вперед разведка пошла. Ждем, когда вернется.

— Покурить бы…

— Покурим в почтамте, как возьмем.

— Тихо! Прекратить разговоры!

В напряженной тишине тянулись минуты. Но вот прошелестело:

— Разведка вернулась!

Все подтянулись, притихли. Кажется, наступает решительная минута…

Шепотом — от бойца к бойцу:

— Командиры взводов — к командиру отряда!

Мимо Гомбаша и Кираи, стоявших рядом, скользнул вперед, к воротам, Самуэли, придерживая маузер на боку.

Минуты через три-четыре он вернулся, шепотом позвал:

— Товарищ Гомбаш!

— Я! — откликнулся тот вполголоса. Самуэли подошел к нему вплотную.

— Наш взвод атакует почтамт с углового входа. Но сначала надо обезвредить броневик, он стоит перед почтамтом, на Мясницкой. Думаю, сделаем это с вашим отделением. Справимся?

— Справимся, товарищ командир!

— Вот и отлично. Сейчас все уйдут на исходные позиции, а вы с вашими бойцами останетесь здесь, со мной. Остальные будут действовать в зависимости от нашего успеха. Сейчас придет разведчик и проведет вас.

Через минуту-другую под аркой осталось только отделение Гомбаша — десяток бойцов, он сам и Самуэли. К ним подошел боец, еще совсем молодой, на голове его лихо сидела примятая русская фуражка со звездочкой на околыше. Вполголоса позвал:

— Товарищ Самуэли! — И когда тот откликнулся, назвал себя: — Боец Хорак. Я был в разведке и выведу вас прямо к броневику.

Цепочкой следуя за Хораком, стараясь держаться в тени, Самуэли, Гомбаш и бойцы его отделения прошли через двор, сдавленный высокими стенами. Узким темным проходом пробрались в соседний двор, такой же тесный, как предыдущий. Но доселе пасмурное, небо, словно сжатое карнизами крыш, уже посветлело, лежавший с ночи туман почти рассеялся, — начинало светать. Слышно было, как где-то далеко, вразнобой, все чаще постукивают винтовочные выстрелы. Приглушенный расстоянием, донесся раскатистый, протяжный гул — похоже, где-то ударила пушка. А вот и рокот пулеметной очереди… Эти хотя и привычные, но всегда волнующие звуки заставили сердце Гомбаша биться учащеннее. Но как всегда перед боем, когда уже знаешь свою задачу и думаешь только о том, как выполнить ее, эта забота оттесняла страх. И все же становилось все тревожнее…