— Беатрис?! — взревел Малкольм зимним вурдалаком. — Убирайся к Барготу, я сказал! Я не желаю говорить о Беатрис, слышишь?!

— Попрошу вас выбирать слова, когда говорите о ее высочестве, — тихо проговорил Грегор, опустив глаза и еле сдерживая пылающую внутри ярость.

Проклятье, как Малкольм может опускаться до придворных распутниц, если всего лишь через месяц он станет мужем лучшей девушки мира? Самой прекрасной, самой добродетельной, самой…

— Если она тебе так по сердцу, женись на ней сам! — ощерился Малкольм, прижимая к себе фрейлинку и поспешно набрасывая на нее покрывало. — Я буду у тебя в неоплатном долгу, клянусь! А теперь — убирайся, наконец!..

…Юнец шевельнулся, промычал что-то неразборчивое, повернулся — и, обняв девчонку Ревенгар, как любимую игрушку, притянул ее к себе…

«Хорошо, что этого не видел никто, кроме меня… хорошо… Хорошо?! Еще миг! — подумал Грегор с внезапно накатившим холодным спокойствием. — Если этот щенок останется здесь еще хоть на миг, я убью его сам. Проклятье, не для того я клялся Дориану, что присмотрю за его дочерью, чтобы ее репутацию разрушил какой-то юный мерзавец!»

— Встать! — прошипел он так, как там, на границе, случалось шипеть разве что на лейтенантов-боевиков, вопреки строжайшим запретам затеявших смертельно опасную игру в «кукушку».

Вскочили оба: Ревенгар, вскрикнув, скатилась с постели, юнец сел, тараща на Грегора совершенно бессмысленные глаза.

— Мэтр Бастельеро! — ойкнула Ревенгар. — Простите, мэтр, я…

— Молчать, — процедил Грегор, глядя только на взъерошенного, помятого мальчишку.

Даже слишком помятого, будто… Грегор потянул носом и брезгливо скривился. Он еще и пьян, ко всему прочему? Глупая девчонка, да чем она думала? Как могла так себя скомпрометировать?! О Претемная, узнай об этом Гвенивер Ревенгар — и никто не убедит ее оставить дочь в Академии!

— С вами я разберусь позже. И поверьте, в ваших интересах быть предельно краткой и очень убедительной. И честной, разумеется. А вы… — Он сделал многозначительную паузу, и юнец заерзал, попытался пригладить торчащие лохмы. — Вам я даю пять минут, чтобы убраться самому и навсегда забыть дорогу сюда. И учтите, что делаю я это только ради бестолковой девицы, которую вы опозорили. Время пошло!

Юнец покраснел, побледнел, вскочил, наконец, с кровати, но вместо того, чтобы опрометью выбежать из комнаты, сжал кулаки и уставился на Грегора, набычившись.

— Лорд Бастельеро! Вы… То, что вы герой Дорвенанта, не дает вам права оскорблять ни леди Айлин, ни меня! Я — наследник лорда Вальдерона, и я требую, чтобы вы извинились! Хотя бы перед дамой!

«Вальдерон? Сын Джанет Вальдерон?! О, блудливым нравом сын пошел в матушку?!»

— Пошел вон, щенок, — с ласковым бешенством предложил Грегор. — Или предпочтешь, чтобы тебя спустили с лестницы?!

— Вы! Вы не посмеете! — фальцетом выкрикнул сопляк, и волна ледяной ярости накрыла Грегора с головой.

— Мэтр Бастельеро, пожалуйста! — тонко взвизгнула Ревенгар, юнец придушенно захрипел что-то невнятное, и Грегор, ухватив его за шиворот, поволок мерзавца к выходу из комнаты.