Я стал составлять программу-максимум.

Во-первых, проект «Двери». Он нас в покое точно не оставит. А значит, надо на самом деле с ним что-то делать. Установка — прямо-таки меч, который висит над нами и в любой момент может оборваться. И в лоб. К чертям установку!

Во-вторых, проект «Двина». Хочу знать все. Про репликацию и фабрикацию, про неоморфов. Про себя. Про Перца. Про Сирень. Про то, почему у меня с Застенкером на голове весьма похожие шрамы. Да, кстати, неплохо бы начать с его поимки. Поймать и поговорить. Перец так ничего толком мне и не сказал. Вернее, сказал лишь то, о чем я и сам догадывался. Где сейчас Застенкер? Бегает где-то, пятками сверкает, бедолага… Может, зря я его отпустил? Ну, да ладно, пусть сверкает. Скоро я его поймаю. Наверняка мохнатая сволочь что-нибудь знает. А если знает, то расскажет. Куда денется, расскажет. А потом… Потом к чертям «Двину».

В-третьих, надо найти некую…

Ну, это личное. Найти — не найти, поглядим. Первым делом, первым делом пердолеты.

В-последних. В-последних, надо покончить с Ван Холлом. Как с явлением. Как с человеком. Или мы его — или он нас.

По большому счету, все. Конечно, мою программу непросто осуществить технически — мотаться туда-сюда мог только Перец, у остальных такой возможности нет. Хотя Лара ведь здесь как-то появилась. Совсем недавно. Она наверняка знает, как вернуться обратно. Интересно, там можно пройти с горынами? Ладно, выясним.

Есть еще Тайна, которую Перец так и не рассказал. Но тут ничего не поделаешь, придется отложить на неопределенное время. И вообще, может, ее и Ван Холл знает. У него можно спросить. А потом лютней по башке. Или мандолиной, не помню уж точно. И тем, и другим.

Я перевернулся на живот, достал из кармана листовку о поимке Перца, пристроил на гладкий камень. Перевернул и записал все то, что придумал. Чтобы не позабыть. Разумеется, кроме третьего пункта, его я опустил.

Потом листовку спрятал. На спину перевернулся. Вспомнил себя год назад. Какой я был упертый, тупой и энергичный, как любил стрелять.

А может, и не любил…

Теперь я уже не такой. Энергии гораздо меньше, ума, мне кажется, больше, а насчет стрелять я вообще не знаю.

Лежал, смотрел на солнышко через веки. Мне было нехорошо. И почему-то жалко Перца. Он, конечно, свихнулся, но мне его все равно было жалко. И еще я понимал: он в чем-то прав.

Раньше я думал, что родители виноваты в том, что со мной случилось. Они меня бросили, выкинули, как ненужную шавку, а значит, им и отвечать. И я у них спрошу, когда придет время. Спрошу — и будет больно.

А теперь я понимаю, что ничего не хочу у них спрашивать. Ведь выяснилось же, что нет их у меня, это раз. На нет и суда нет, это два. А три…

Даже если они у меня и были бы, я бы на них уже не очень сердился. Да, не очень. Они, конечно, виноваты, но они — такие, как все. Такие, как многие. А многие тоже виноваты, Перец прав. Виноваты. Многие. Все. В том, что отворачивались, в том, что делали вид, что ничего не происходит, в том, что ничего не замечали и не хотели замечать.

Виноваты.

Некоторые вот говорят: нечего упрекать мир в своих неудачах, лупи себя, а других только слабаки лупят, переделай себя, не переделывай мир. Тупая философия. Я не хочу себя переделывать. Я ведь не дурак, понимаю, что я лучше, чем они. Пусть ненамного, но лучше. Перец опять прав, я сопляков к анакондам не кидал, я лучше. И я не собираюсь слушать то, что говорят другие. Не собираюсь слушать философов, они лгуны. Если бы они не были лгунами, мир давно бы изменился. А он все такой же.