Я испугался, что сейчас на меня опять обрушатся водопады занудства и океаны тоски, и оборвал его:

— Кипчак, у тебя там универсальная каша?

— Каждый гном умеет варить универсальную кашу. Это искусство передается от отца к сыну, от дедушки ко внуку. Ее секрет хранится в скрижалях и тайных свитках…

— Хорошо, Кипчак. Просто отлично. За выдающиеся заслуги я назначаю тебя, Кипчак… Кипчак…

— Беззаветный, — негромко подсказал Кипчак.

— Ну да. Кипчак Беззаветный. Я назначаю тебя, Кипчак Беззаветный, Младшим Держателем и Старшим Мажордомом.

— Кем? — Кипчак шевельнул ушами.

— Мажордомом, — повторил я. — Значит, ты самый главный после меня.

— Рад стараться, сид! — Кипчак щелкнул пятками.

— Каша не подгорит? — забеспокоился я.

Кипчак ойкнул и подбежал к костру, убрал котел на траву. Затем снял с головы каску и принялся долбать в нее ложкой.

Гномы, отдыхавшие вольно на ветвях, осыпались вниз. Гобзиков бросил кидать топор и тоже двинул к месту общего сбора.

По земле прошла тень.

— Услышали ведь… — Кипчак растерянно поглядел в небо. — Ну все, прощай теперь универсальная каша — съедят, все съедят.

— Кипчак, — крикнул я, — а кому сейчас легко?

И вдруг почувствовал: что-то изменилось.

Я стоял на поляне, смотрел в небо и чувствовал — что-то изменилось.

К утру следующего дня Лара очухалась. Я не сомневался, что рано или поздно это великое событие произойдет, Лара очнется и начнет командовать.

Мы сидели с Гобзиковым у костра и обсуждали одну важную тему — Гобзиков предлагал проект книжки. Исторического исследования Страны Мечты. Не брехливой летописи, а по-настоящему чтобы, научно. Мне идея нравилась. Перец был прав — историю надо брать в свои руки. Придворный историограф есть благо. Потомки должны знать.

Я почувствовал в себе государственные начала. Есть земля, есть армия, есть историк. И я. Главный тут. Строгий, но справедливый. Приятно.

— Предлагаю несколько названий, — излагал Гобзиков. — Например. «Чужие пространства», «Карты другой стороны», «Хроника Страны Мечты», «Летописец начала царства»…

— Не, — покачал головой я. — «Пространства» и «Хроника» мне не нравятся, слишком неинтересно. А вот «Летописец» ничего. Правда, «Летописец начала царства» уже, кажется, был… Поэтому надо изменить. Надо сделать так — «Летописец Начала Ца».

— Что такое «Ца»? — спросил Гобзиков.

— Да какая разница! «Ца» оно и есть «Ца», смысл тут дело десятое. Зато как звучит: «Летописец Начала Ца».

— Да, неплохо. Но я думаю, что надо еще немного…

Гобзиков внезапно замолчал, и на лице у него образовалась просто неприличная радость.

Я обернулся.

Она очнулась.

Гобзиков кинулся к ней.

Лара очнулась и принялась командовать. Ходила туда-сюда с озабоченностью во всей фигуре, смотрела, как тут у нас дела развиваются. Ляжку ругала — за то, что не построил нормального жилища, за то, что не подготовил площадку. За топоры ругала, хотя за топоры, по-моему, зря. Топорами можно целую армию вооружить, топоры это хорошо.

С Гобзиковым о чем-то говорила, но я не слышал — они специально отошли в сторону и отвернулись, чтобы я не мог прочитать по губам.