На следующий день Трейси и Джеф посетили Рейксмюсеум. При входе Джеф купил путеводитель, и они прошли по коридору в зал Славы, где были выставлены полотна Фра Анджелико,[128] Мурильо,[129] Рубенса, Ван Дейка[130] и Тьеполо.[131] Трейси и Джеф медленно переходили от картины к картине и, осмотрев их, удалились в зал «Ночного дозора», где остановились перед самым знаменитым полотном Рембрандта. «Господи Боже мой!» – подумала симпатичная констебль первого класса Фиен Хауэр, которая вместе с другими следила за подозрительной парочкой. – Неужели «Ночной дозор»?»

Полностью картина называлась «Стрелки роты капитана Франса Баннинга Кока и лейтенанта Виллема ван Ройтенбурха». Картина отличалась необычайной четкостью цветов и композиции и изображала солдат, которые под началом своего живописно одетого командира готовились заступить в караул. Зона вокруг полотна была огорожена бархатными шнурами; неподалеку дежурил охранник.

– Трудно поверить, что Рембрандт за эту картину сполна огреб неприятностей, – проговорил Джеф.

– Почему? Она потрясающая!

– Его патрону, вот этому капитану на полотне, не понравилось, что художник уделил такое большое внимание другим фигурам. – Джеф повернулся к охраннику: – Надеюсь, картина в безопасности?

– Ja, mijnheer.[132] Всякого, кто решит что-нибудь украсть из нашего музея, обнаружат инфракрасные лучи, камеры слежения, а по ночам – два кинолога с собаками.

Джеф удовлетворенно улыбнулся.

– Значит, полотно останется здесь навсегда.

Вечером этот обмен фразами передали ван Дюрену.

– «Ночной дозор»! – воскликнул полицейский. – Нет, это невозможно!

Дэниел Купер только моргнул своими близорукими глазами.

В здании городского собрания Амстердама шел слет филателистов. Трейси и Джеф появились там одними из первых. Помещение усиленно охранялось, потому что многие марки считались бесценными. Купер и голландские детективы наблюдали, как два посетителя рассматривали редкие коллекции. Трейси остановилась перед «Британской Гвианой» – неприглядным шестиугольником в красных анилиновых тонах.

– Какая замухрышка.

– Зря ты так, – упрекнул ее Джеф. – Эта марка – единственная в своем роде.

– И сколько она стоит?

– Миллион долларов.

– Совершенно верно, сэр, – кивнул головой служитель. – Большинство людей смотрят на эту марку и не представляют ее истинной стоимости. Но вы, сэр, я вижу, любитель марок, вроде меня. В них история мира.

Трейси и Джеф перешли к следующей витрине, где демонстрировалась «Перевернутая Дженни»: на ней был изображен летящий вверх колесами самолет.

– Интересная штучка, – заметила Трейси.

– Она стоит… – начал стоящий у стенда охранник.

– Семьдесят пять тысяч долларов, – закончил за него Джеф.

– Именно, сэр.

Дальше выставлялся голубой двухцентовик Гавайской миссии.

– Эта стоит четверть миллиона долларов, – объяснил Джеф.

Купер смешался с толпой и следовал вплотную за ними.

Джеф показал на другую марку:

– Вот еще одна редкость. Однопенсовик почты Маврикия. Тот, кто гравировал надпись, видимо, сильно размечтался и написал вместо «с оплаченными почтовыми расходами» просто «почта». Теперь за этот однопенсовик дают очень много пенсов.