Джеф долго молчал, а потом спросил:

– А ты не подумывала… бросить все это?

Трейси озадаченно посмотрела на него:

– Бросить? Зачем?

– Раньше мы были каждый сам по себе. Но теперь все изменилось. Я не перенесу, если что-то с тобой случится. Для чего рисковать? У нас достаточно денег. Не пора ли на отдых?

– А чем мы будем заниматься?

– Что-нибудь придумаем, – улыбнулся Джеф.

– Я серьезно, дорогой. Как мы будем проводить время?

– Будем, любовь моя, делать то, что нам нравится: путешествовать, предаваться приятным занятиям. Меня всегда влекла археология. Хочу съездить в Тунис. Обещал когда-то другу. Мы могли бы финансировать собственные раскопки. Объездим с тобой весь мир.

– Звучит заманчиво.

– Так что ты на это скажешь?

Трейси долго смотрела на него, а затем тихо проговорила:

– Если ты хочешь этого.

Джеф обнял ее и рассмеялся:

– Как по-твоему, стоит ли нам официально известить полицию о нашей отставке?

Она расхохоталась вместе с ним.

Храмы оказались самыми древними из всех, в какие прежде входил Купер. Иные из них возводили еще во времена язычества. И случалось, американец сам не понимал, кому он молится – дьяволу или Богу. Он преклонял голову в старинных соборах: Бегуин-корт, в Синт-Бавокерк, Синт-Питерскерк и Ньиве-керк в Делфте. И его молитва была всегда одна и та же: «Пусть она страдает не меньше, чем страдаю я».

Гюнтер Хартог позвонил на следующий день, когда Джефа не было дома.

– Как вы себя чувствуете? – спросил он.

– Прекрасно, – ответила она.

Гюнтер звонил каждый день с тех пор, как узнал, что с ней произошло. Трейси решила пока не сообщать ему об их с Джефом решении. Хотела поберечь свое счастье, прочувствовать его и порадоваться.

– Ну как, вы с Джефом поладили?

Трейси улыбнулась:

– Замечательно поладили.

– Хотите снова поработать вместе?

Вот теперь придется сказать.

– Гюнтер… мы уходим на покой.

Трубка изумленно онемела.

– Я… не понимаю.

– Джеф и я – как это говорилось в старых кинофильмах с Джеймсом Кэгни?[125] – мы исправляемся.

– Что?.. Но почему?

– Это была идея Джефа. Я согласилась. Хватит рисковать.

– А если я скажу, что работа, которую я предлагаю, оценивается в два миллиона долларов – и никакого риска?

– Я сильно посмеюсь.

– Я серьезно, моя дорогая. Вам всего-то и надо поехать в Амстердам, который в часе пути от вас и…

– Вам придется поискать кого-нибудь другого.

Хартог вздохнул:

– Боюсь, с этим больше никому не справиться. Но вы хотя бы обсудите это дело с Джефом.

– Хорошо, только это ни к чему не приведет.

– Я перезвоню вам вечером.

Когда Джеф вернулся, Трейси рассказала ему об этом звонке.

– Ты что, не сообщила ему, что мы стали законопослушными гражданами?

– Разумеется, сообщила, дорогой. И предложила найти кого-нибудь другого.

– А он не хочет, – догадался Джеф.

– Требует только нас. Утверждает, что нет никакого риска, и сулит два миллиона долларов с минимальными усилиями.

– Значит, то, что ему нужно, хранится надежнее, чем в Форт-Ноксе.[126]

– Или в Прадо, – съязвила Трейси.

– Отличная работа, дорогая, – усмехнулся Джеф. – Тогда-то я и почувствовал, что начинаю в тебя влюбляться.