Молинари и Фалконе понимающе закивали. Газетчики пишут то, за что им платят. Страччи хозяйничал в Нью-Джерси, а Кунео — на севере штата Нью-Йорк (и владел крупнейшим молокозаводом страны, за что его и прозвали Молочник Лео). Ни у кого из них не поднялась бы рука на три гораздо более могущественных семьи города.

— А может, их всех убили Корлеоне! — сказал по-английски Фалконе.

Джерачи представлял, как он удивится, если узнает, что его дурацкая гипербола соответствует действительности.

— Даже своих друзей и родственников? — возразил Молинари. Как бы Энтони Молинари ни уважал Вито Корлеоне, по всему выходило, что он слабо представляет, что творится в Нью-Йорке. — Да ты что, Фрэнк!

— Ну, не знаю, — пожал плечами Фалконе. — Как и дон Винсент, я не понимаю, что случилось. А люди болтают разное. Я, например, сам слышал, как дон Вито, мир его праху, клялся, что не станет мстить за смерть сына… как бишь его?

— Сантино, — подсказал Джерачи.

— Да что ты говоришь?! — воскликнул Фалконе и поднял чашку с капуччино, будто чокаясь с Ником. — Спасибо, О'Мэлли! Да, Сантино! Так вот, на Собрании старик поклялся, что не станет ни мстить, ни искать виновных. Тогда мы все поверили, что он говорит от имени семьи Корлеоне. А теперь ясно, что старик просто пыль в глаза пускал. Он не хотел этим заниматься лично, вот и все! Тут же отошел отдел, а когда благополучно умер, Майкл отомстил за братца.

— Простите, — вмешался Джерачи, — но дон Вито никогда не пускал пыль в глаза. Все было именно так, как он сказал.

— Дон Винсент! — нарочито громко позвал Фалконе. — Почему из всех нью-йоркских семей здесь представлены только Корлеоне? Почему я должен сидеть за одним столом с каким-то молокососом-soldato? Даже ваш consigliere и тот сидит отдельно!

— Ну, это же не переговоры, а просто дружеская беседа, верно? — постарался разрядить обстановку Молинари. — Если погода исправится, дон Форленца одолжит нам клюшки и мы сыграем в гольф!

— А кресло у меня очень даже удобное! — неожиданно вмешался Нардуччи.

— …или возьмем лодки и поедем на рыбалку. Или ты пригласишь медсестричку на коктейль и как следует отделаешь ее в задницу!

— Почему в задницу? — нахмурился Фалконе. — С чего ты взял, что я люблю in culo?[8] Кто-то сказал, что я этим занимаюсь?

— Ага, испугался! — торжествующе воскликнул Молинари.

Дон Форленца допил капуччино и опустил чашку на блюдце с такой силой, что оно раскололось. На это никто не обратил ни малейшего внимания и даже не подумал собрать осколки.

Раскрылась дверь, и в зал вбежали взволнованные телохранители. Смеющийся Сал велел им убираться.

— Мы не идиоты-полицейские, чтобы заниматься раскрытием преступлений, — начал Форленца. «Идиоты-полицейские» он произнес таким тоном, будто проглотил кошачье дерьмо. — У меня хватает своих проблем, — он перешел на сицилийский. — У вас, — он показал на Фалконе и Молинари, — надеюсь, тоже. Если в Кливленде появятся проблемы, то они не будут касаться никого в Нью-Йорке. Они будут мои и ничьи больше. Однако меня беспокоит то, что в Нью-Йорке проблемы возникают уж слишком часто. В газетах появляются глупые статьи, полиция допрашивает и угрожает нашим друзьям, не имеющим к Нью-Йорку никакого отношения. Под колпак попали даже наши влиятельные партнеры — владельцы предприятий и банковские инвесторы. В Вашингтоне заговорили о том, что ФБР пора переключиться с коммунистов на нас! Сенаторы угрожают расследованиями. Даже легальные предприятия могут привлечь внимание финансовой инспекции. У меня внуки в колледже, ребята обзаводятся семьями, а я боюсь даже передать им свой капитал! Мало ли кто заинтересуется… — Форленца выпил воды и осторожно поставил бокал на стол. — Сотни тысяч долларов потерянной прибыли — вот что всем нам угрожает.