Патрик не знал, какие последствия вызовет попытка Веры представить самоубийство Андерса как убийство. Он должен передать эту информацию Мелльбергу, но о том, что за этим потом последует, не имел ни малейшего понятия. Если бы решал Патрик, он бы посмотрел на это сквозь пальцы, но он не мог обещать, что так и будет. Строго говоря, с точки зрения закона Веру можно было обвинить по крайней мере в препятствовании расследованию, но Патрик искренне надеялся, что этого не произойдет. Она была fighter,[28] а их не так много.

Когда он сел в машину и включил мобильный телефон, то увидел, что ему пришло голосовое сообщение. Звонила Эрика. Она сообщала, что три дамы и один крохотный господин очень надеются, что он поужинает с ними вечером. Патрик посмотрел на часы: уже пять. И без особых колебаний решил, что ехать в участок слишком поздно. А если он поедет домой, то что ему там делать? Перед тем как завести двигатель, он позвонил в участок Аннике и коротко рассказал ей о том, что узнал, но детали оставил на потом, потому что сам хотел доложить обо всем подробно Мелльбергу с глазу на глаз. Любой ценой Патрик хотел избежать неверно понятой ситуации. В противном случае Мелльберг мог затеять какую-нибудь мощную операцию и вызвать всю королевскую рать исключительно ради собственного удовольствия.

По дороге к Эрике его мысли все время возвращались к убийству Александры. Патрика расстраивало то, что еще один след оказался ложным. Двойное убийство означало бы вдвое больше шансов на то, что преступник где-то допустил ошибку. Сейчас ему снова надо было начинать с самого начала. Патрика опять мучила мысль, что, может быть, ему вообще не удастся найти убийцу Алекс, и это его очень удручало. Он чувствовал, что в каком-то отношении знал Апекс лучше, чем кто-либо другой. А то, что он услышал о ее детстве и ее жизни после насилия, глубоко его тронуло. Патрик желал найти убийцу Алекс больше, чем когда-либо чего-либо хотел в жизни.

Но надо признать: он оказался в тупике и не знал, как из него выбраться, что ему следует искать. Патрик дал себе зарок сегодня больше об этом не думать. Сейчас он встретится с Эрикой, ее сестрой и детьми, а это как раз то, что ему сегодня вечером необходимо. Горе, с которым он столкнулся, ломало его изнутри.

Мелльберг нетерпеливо барабанил пальцами по крышке стола. Куда этот болван запропастился? Он что, думает, ему здесь какой-нибудь чертов детский сад, что он может приходить, когда захочет, когда захочет, уходить. Конечно, сегодня суббота, но те, кто считает, что может быть свободным, пока все не закончилось, глубоко ошибаются. Ну да ладно, он его скоро избавит от этих иллюзий. В его участке строгие правила, и в первую очередь это касается дисциплины. Жесткий, талантливый руководитель. Он чувствовал веяние времени и был рожден с талантами организатора. Его мать всегда говорила, что он станет большим человеком, и, хотя Мелльберг был вынужден признать, что это, похоже, займет несколько больше времени, чем они оба рассчитывали, он никогда не сомневался, что его высочайшая квалификация рано или поздно будет оценена по заслугам. Поэтому его так расстраивало то, что расследование, похоже, застопорилось. Он знал, что его шанс близко, он даже чувствовал его запах. Но его убогие сотрудники так и не начали приносить ему хоть какие-нибудь результаты, по крайней мере достаточные для того, чтобы его перевод обратно в Гётеборг не задерживался. Раздолбаи — вот кто они. Типичные деревенские топтуны, которые собственный конец могут найти только двумя руками, держа в зубах фонарь. Была у него надежда, что, может, молодой Хедстрём что-нибудь накопает, но на поверку, похоже, он тоже оставил его на бобах. И во всяком случае, Мелльберг пока еще ничего не услышал о результатах поездки в Гётеборг, что, очевидно, только усугубляло вину Патрика. На часах уже десять минут десятого, а от Патрика по-прежнему ни слуху ни духу.