"Эх, - скажет, - Леня, Леня... Нехорошо ты, братец мой, поступил! Натворил делов, набедокурил, а меня, старика, отвечать за себя заставил..."
...Домой Ленька вернулся мрачный. Но, раздеваясь в коридоре, он услышал за дверью Стешин голос. И сразу на душе у него потеплело.
Стеша сидела за круглым столом под абажуром и учила Лялю вязать крючком.
- Эх, ты, - говорила она. - По три, по три петельки надо захватывать, а не по две...
- Здравствуйте, Стеша! - еще из дверей крикнул Ленька.
- А-а, Книжный шкаф пришел!.. Ну, здравствуй, иди сюда... Что это мокрый такой? Фу, и меня всю вымочил. Снег идет?
- Да, что-то сыплется.
- Боже ты мой!.. Книг-то, книг! Откуда это?
- Купил, - сказал Ленька, краснея.
- Купил? Ишь ты, какой богатый стал. Что это? В кожаном... Священное что-нибудь?
- Нет... Это - называется Плутарх. История.
- Ах, история? Древняя или какая?
- Да, древняя.
- Ну, что хорошо. А я вон тебе - тоже принесла.
- Что? - поискал глазами Ленька.
- Подарочек. Вон, возьми, на шифоньерке лежат. "Дон-Кихот Ламанчский" читал?
- Читал, - сказал Ленька. - Только я давно и в сокращенном издании.
- Ну, а этот уж небось не в сокращенном. Эва какие толстенные.
- А мне тоненькую Стеша принесла. Зато вон какую! - похвасталась Ляля, показывая над столом "Крокодил" Корнея Чуковского.
- А что это ты, кавалер, как будто нос повесил? - сказала Стеша, приглядываясь к Леньке. - Случилось что-нибудь?
- Нет, - сказал Ленька, перелистывая книгу.
- В школе-то у тебя как? Идет?
- Ничего.
- Ничего или хорошо?
Ленька вздохнул и захлопнул книгу.
- Учусь довольно прилично, неудов нет, а вообще...
- Что вообще?
- А вообще довольно паршиво.
Он хотел рассказать Стеше о своем столкновении с Прейснером и обо всем, что с ним случилось, но при Ляле постеснялся.
- Ребята, в общем, неважные, - сказал он, присаживаясь к столу.
- Как это неважные? А ты сам-то что - важный?
- И я неважный...
Стеша испытующе смотрела на него.
- Лялечка, - сказала она, обращаясь к девочке. - Ты бы, деточка, чайком угостила нас, а?
- Хорошо, - сказала, вылезая из-за стола, Ляля. - Только я примус не умею разжигать.
- А ты приготовь чайничек, налей воду, а я сейчас приду - помогу тебе.
Ляля взяла чайник и ушла на кухню, бросив из дверей понимающий и довольно ехидный взгляд на брата. Стеша прикрыла за нею дверь и вернулась к столу.
- Обижают? - спросила она, присаживаясь рядом с Ленькой и заглядывая ему в глаза.
- Кто? - не понял Ленька.
- Ребята.
- Положим, - пробормотал он, смущаясь. - Не очень-то я боюсь этих гогочек.
- Каких гогочек? Что еще за выражения?
- Ну, факт, что гогочек...
И Ленька рассказал Стеше о тех старорежимных нравах, которые царят у них в школе. О Прейснере же и о том, что его назвали "вором" и "колонистом", он почему-то и Стеше не решился сказать.
Стеша выслушала его и нахмурилась.
- Ну что ж, - сказала она. - Картина знакомая. Комсомол-то хоть у вас в школе есть?
- Нет. Не знаю, впрочем... Кажется, нет.
Она еще похмурилась, помолчала, подумала и сказала:
- Вот, Лешенька, дорогой, поэтому нам и нужно с тобой учиться. Образование нам нужно с боя брать, как... ну, я не знаю, как, что ли, наши давеча Кронштадт взяли. С этой буржуйской интеллигенцией, с бобочками или с гогочками, как ты говоришь, каши не сваришь. Их долго еще, - ох, как долго перевоспитывать придется. А нам, я уже тебе говорила, своя, пролетарская, советская интеллигенция нужна.