По финскозаливским водам.
Англия... Франция...
Соединенные Штаты...
Норвегия... Швеция...
Смокинги и латы...
. . . . . . . . . . . . . . .
Плывите, плывите,
Ползите, ползите,
От нас вы получите
Вечный
ответ:
Палачам
рурским
Дальше
Петропорта
В красную
Россию
Хода
нет!
Закончив поэму, которая после переписки заняла целую тетрадь, он понес ее Володе Прейснеру. Идти к Прейснеру ему не хотелось. Этот розовощекий напыщенный немчик в круглых роговых очках не нравился Леньке. Уже одно то, что в его присутствии боялись ругать Гердериху - не очень хорошо рекомендовало его. Но что ж поделаешь, - чтобы напечатать стихи в журнале, волей-неволей пришлось обращаться к нему.
После уроков, когда ученики выходили из класса, Ленька подошел к редакторской парте. Прейснер тщательно укладывал в клеенчатый портфель книжки и тетради.
- Я к тебе, - сказал Ленька.
- Ко мне? - удивился Прейснер. - Да, пожалуйста, я слушаю.
- Я стихи написал. Вот. Может быть, подойдут для журнала.
Редактор совсем остолбенел.
- Ты? Написал стихи?
- Что ж такого? - нахмурился Ленька. - Я давно пишу.
- Ну, давай, давай, посмотрим, - снисходительно усмехнулся Прейснер.
Бегло перелистав тетрадку, он еще больше развеселился.
- Ты, я вижу, решил сразу начать с полного собрания сочинений?
- Это поэма, - объяснил Ленька.
- Ах, вот как? Даже поэма?
Прейснер поправил очки и, близоруко приблизив тетрадку к тонкому прямому носу, стал проглядывать первые строчки. Ленька увидел, как покраснели у него уши и как задергались, поползли на сторону редакторские губы...
- Гм... Интересно... Под Маяковского стараешься?
- А что ж, - сказал Ленька. - Может быть, немножко есть. Я люблю Маяковского.
- Да?.. По-твоему, это поэзия?
- Что?
- Маяковский.
- А что же это такое, если не поэзия?
- Маяковский-то? Это рубленая проза, вот что. Голая политика и ни на грош поэзии.
- Что значит - голая?
- Ну, милый мой, мне трудно тебе это объяснить. Ты Тютчева читал когда-нибудь?
- Читал, конечно. И люблю.
- Странно...
Прейснер еще полистал тетрадку, закрыл ее и протянул Леньке:
- На, возьми.
- Что?
- А то, что эту ерунду я печатать не буду.
- Почему ерунду? - возмутился Ленька. - Ты же даже не прочел до конца!
- Не прочел и читать не собираюсь. Я уже вижу, что это за штучки. Должен тебе сказать, что у нас журнал литературно-художественный. Мы никакой политикой не занимаемся... Пошли лучше свою поэму в "Правду" или в "Бедноту"... Может быть, там напечатают... и почтовом ящике.
Не скажи Прейснер этих последних слов про почтовый ящик, может быть, все и обошлось бы. Но тут Ленька рассвирепел. Он чувствовал, что это глупо и недостойно, но не мог удержаться и, выхватив из рук редактора тетрадку, крикнул ему в лицо:
- Дурак ты очкастый!
И, запихав тетрадку в карман, он решительно зашагал к дверям. И тут, когда он выходил из класса, он вдруг услышал, как Прейснер вполголоса крикнул ему в спину:
- Вор! Колонист!..
Ленька похолодел. Кровь хлынула в голову, на несколько секунд перестало биться сердце.
Он повернулся, медленно, на негнущихся ногах, подошел к Прейснеру и сквозь зубы чуть слышно выговорил: