Левчук молчал, чуть приоткрыв рот и ошарашенно хлопая глазами.

И Степан неожиданно понял, что, очень на то похоже, только что совершил свою самую большую в этом времени ошибку. Ведь, спрашивая, откуда он, старшина наверняка имел в виду спецслужбу, к которой Алексеев принадлежит! И абсолютно точно ожидал услышать нечто вроде «военная разведка», «госбезопасность» или «разведка ВМФ»! Вот это он прокололся напоследок, блин и еще сто раз блин…

Но отступать было поздно (старшина по-прежнему молчал), и Степан продолжил:

– Короче, Семен Ильич, с этой секунды можешь про меня думать что хочешь. В конце концов, у меня контузий хватает, может, я и взаправду псих. Но все это – правда. Ты ж мой штык-нож видел? Его только годах в шестидесятых производить начнут, как и автомат, для которого он предназначен. Если до Победы доживешь, лет через пятнадцать после войны и сам подобные увидишь. А больше нет у меня никаких других доказательств, понимаешь? Утонуло все, и куртка с документами и опознавательным жетоном, и каска с разгрузкой, и сумка полевая. Короче, зря я все это…

– Война когда закончится? – остро взглянув в глаза, внезапно спросил Левчук. – Или не положено мне подобного знать?

– В моем времени фашисты безоговорочно капитулировали девятого мая сорок пятого года, хотя Берлин мы почти неделей раньше взяли. Потом еще японцев добивали, к лету и они тоже капитуляцию подписали. А парад Победы провели на Красной площади 24 июня. Но это в моем, здесь история уже изменилась – мы с тобой ее и изменили! – так что теперь, глядишь, и пораньше управимся.

– Значится, вот откудова ты все наперед знал, старшой? – глухо пробормотал старшина, опуская взгляд. – И что десант наш провалится, и что уходить к Станичке нужно, пока не окружили, и про все то, о чем ты ребятам рассказывал… Не было никакой секретной разведгруппы под твоим командованием?

– Не было, старшина, – со вздохом согласился Степан. – Вот только без обид, лады? Сам понимаешь, если бы я тебе или тому же комбату сразу всю правду выложил, мы б с тобой сейчас не разговаривали. Да и до Мысхако, скорее всего, не дошли бы.

– Какие уж тут обиды, – с горечью ответил тот. – Тут бы самому с ума не свихнуться, от таких-то новостей! А насчет девятого мая я запомню, за это огромное тебе спасибо! Хотя надеялся, что раньше сдюжим.

– Так, может, и сдюжим, Ильич! Я ж сказал – изменилась история, просто пока что это не особенно и заметно. Ты только, гляди, не погибни сдуру и пацанов наших сбереги, добро?

– Это приказ, тарщ старший лейтенант?

– Вот именно, что приказ! – твердо ответил морпех. – Мой, так сказать, последний приказ в качестве командира нашей разведгруппы. И попробуй только его не выполнить! На том свете отыщу да спрошу по всей строгости! Все, не поминай лихом, старшина, побежал – вон и товарищ контрразведчик косится. Ты только вот что – про разговор этот особо не треплись, уговор?

– Чай, не дурак, понимаю кой чего, – криво ухмыльнулся Левчук. – Удачи, командир!

– И тебе, старшина. Пацанам, с кем попрощаться не успел, отдельный привет передай. До встречи!