Вечером я уже была у себя на проспекте Мира. Ниточка, которой, как рождественский подарок, была перевязана дверь, оставалась нетронутой, значит, меня не беспокоили. Теперь можно перевести дух и подумать о том, что делать теперь, после смерти Туманова. Я так и не стала официально его девушкой, но кое-какие связи в клубе завела. Так что мои визиты туда будут выглядеть вполне невинно. Да и Серьга там завсегдатай, можно постираться на фоне доморощенной корриды, пока не появится Александр Анатольевич. Проследить его казалось мне делом несложным – узнать адрес, потом телефон – и начать игру с ним. Он, безусловно, куда более опасен, чем Туманов, но ничего другого мне не остается…

Думать об этом я долго не могла – перед глазами стоял аккуратный затылок и ложбинка на шее. Вряд ли я рассмотрела бы ее пристальнее, даже если бы лежала в постели с Даном. “В постели с Даном”, неплохое название для рекламы наволочек.

Я запомнила его телефон – воровато вытащила тисненную золотом визитку из пальто Серьги и запомнила телефон. Три первые цифры никаких исторических аналогий не вызывали, оставшиеся я запомнила по технологии Сирина. Больше всего я боялась забыть эти цифры, повторяла и повторяла их про себя до умопомрачения.

Дан. ДАНИИЛ СИКОРА. Концерн “Фаэна”, президент.

Какая странная фамилия, не определить корней – она может быть и сакурой, и секирой, нежно коснуться лица розовыми лепестками и снести голову с плеч.

Я записала телефон сразу же, как только приехала домой, хотя прекрасно знала, что никогда не воспользуюсь им… Здравствуйте, Дан, это Ева… Да нет, не та, с которой вы познакомились в прошлом году в Мариенбаде, не та, которая не отвечала на украденные поцелуи, не та, которая виновна в гибели богов, не надо смеяться, мне Просто всегда нравились европейские фильмы, а вам?.. Приятельница Сергея, художника; кладбище, снег, щепка, которой вы чистите ботинки.

Надо с этим завязывать.

Следующим вечером я позвонила Серьге – в конце концов, это вполне естественно: позвонить, поинтересоваться, когда он приедет дописывать портрет и можно ли воспользоваться глиняными тарелками, которые он привез для реквизита, а потом, в самом конце разговора, спросить – продал ли он картины Дану, в этом нет ничего предосудительного.

Просьба приехать дописывать портрет сильно озадачила Серьгу. Во всяком случае, он надолго замолчал.

– Ну что? – Мне не понравилось его молчание. – Может быть, заедешь ко мне завтра?

– Ты знаешь, я его продал.

– Что продал?

– Да твой портрет.

– Как продал? Он же не дописан. – Портрет действительно был не дописан, только лицо и руки жили на нем самостоятельной жизнью, линия плеча провалена, а глиняные тарелки и маленькая кофейная мельница были только обозначены.

– Сам знаю.

– И кому?

– Дану.

Я опешила, я чуть не выронила трубку.

– Кому?

– Вчерашнему деятелю на джипе, который так тебе понравился. А что было делать? Эта сволочь меня деньжищами искусила, а ты знаешь мои финансовые проблемы. Я говорил, что задний план не уложен, а задний план всегда подчеркивает то, что не уместилось в глазах… Но он и слушать ничего не хотел… Купил, и все.