Продолжая визжать, она подняла крышку, и я чуть не скончался от вони. Интересно, сколько дней нужно проголодать, чтобы прикоснуться к подобному вареву.

— Ну, давайте, шевелитесь, уёбища, — вопила бабка, — до утра мне тута стоять? Не желаете, дальше покачу, пеняйте на себя, коли голодными останетесь.

Голос ее, въедливый, влетал прямо в мозг. Бывает такой тембр, высокий, пронзительный, от которого у окружающих мигом начинается мигрень. Я хотел было встать и пересесть в другое место, но внезапно раздался другой крик, более низкого тона, совершенно отчаянный:

— Боженька мой! За что же, за что… Толенька, кровинушка, сыночка единственный, на кого же ты меня несчастную покинул, зачем бросил? Помогите, помогите…

Я вскочил и увидел Нюшу, несущуюся по коридору. Женщина бежала, странно растопырив руки, словно гигантская птица с переломанными крыльями. За ней шел мужчина в белом халате. Увидев меня, стоящего в растерянности за каталкой, она взывала еще громче:

— Господи, господи, господи…

— Что случилось? — в растерянности спросил я.

И тут Нюша, продолжая исходить воплем, рухнула на пол и забилась в корчах. Падая, она задела ногой каталку, та неожиданно поехала по коридору.

— Стой, куда! — бестолково завизжала старушонка.

Но каталка, естественно, не притормозила. Более того, набрав скорость, очевидно, коридор шел под уклон, она пронеслась без остановки до противоположного конца и с размаху стукнулась о стену. Одно из ведер, наполненное отвратительным супом, подскочило и свалилось на пол.

— …, — заорала бабка, — вона чего приключилось!

— Вы ее родственник? — сухо поинтересовался доктор, наклоняясь над бьющейся в припадке теткой.

— Нет, просто знакомый.

— Это хорошо, — пробормотал врач и заорал: — Эй, Валентина!

Появилась медсестра.

— Слушаю, Михаил Иванович.

— Давай, введи ей…

Последовала тарабарщина.

Минут через пятнадцать я сидел в ординаторской. Михаил Иванович радушно предложил:

— Хотите чаю?

— Извините, вынужден отказаться, — покачал я головой, — что-то аппетита нет.

— Да уж, — хмыкнул эскулап, — чай не водка, много не выпьешь.

— Отчего он скончался?

— Передоз.

— Что? — не понял я.

— Передозировка героина, — пояснил нарколог, — обычное дело по нынешним временам, в нашем отделении каждый второй такой.

— Мать говорила, он вроде алкоголик.

— Ну и что? — совершенно не удивился нарколог. — Был пьянчуга, стал наркоманом.

— Но она уверяла, будто Толя прикладывался лишь к бутылке!

Михаил Иванович со вкусом хлебнул из кружки и пожал плечами.

— Вам это покажется странным, но близкие люди, как правило, узнают последними о пагубных привычках детей. Да у него на ногах живого места нет.

— На ногах?

— Ну да.

— Вроде обычно в руки колют.

Нарколог вытащил сигареты.

— Ну, «торчки» теперь хитрые пошли. Понимают, если, конечно, не совсем уж пропащие, что верхние конечности на самом виду, вот и хитрят, как могут. Кое-кто в ноги колется, кое-кто в пупок норовит.

— Значит, героин, — пробормотал я, — жаль парня!

Нарколог секунду помолчал, потом сказал:

— Наверное, я покажусь вам слишком жестоким, но поверьте, в данной ситуации повезло всем: и парню, и матери.