– Это ваши дети? – спросила Женя, кивнув на фото, где были запечатлены три симпатичные девушки.

– Да, это наши девчонки, – ответила Алевтина Сергеевна. – Марине, самой старшей, сейчас сорок. Они вон с Тамерланом выросли вместе. Катюше тридцать пять, а Маруся, наверное, вам ровесница. Ей 28. А вам сколько лет, Женя?

– Мне 27. Так значит вы Тамерлана Ниязовича с детства знаете.

– Да. Эти дачи нам давали ещё в советское время. Тогда ещё государство давало людям землю. Да, не дачи, а просто участки, – начала вспоминать Алевтина Сергеевна. – Вот и мы получили. И родители Тамерлана тоже. Так и познакомились. Вместе строились, вместе огород сажали, вместе детей растили. Вы знаете, Женя тогда здесь были одни щитовые домики. Скворечники, как Лёня их называл. Здесь даже и заборов ни у кого не было. Так, посадили по периметру кусты ежевики или смородины, вот и забор. И дети носились прям через все участки. Позже, уже в 90-е люди потихоньку начали старые дома сносить, строить новые. Мы свой старый в 2000-х наконец-то снесли и построили вот этот. Да и переехали сюда жить. До Москвы недалёко, да и лучше здесь, чем в квартире. А девчонки наши на лето и все праздники к нам сюда семьями приезжают, да и по выходным частенько.

Вернулись Леонид Семёнович и Тамерлан.

– Ну, Аля, ты, наверное, Женю сказками накормила, – засмеялся Леонид Семёнович. – А нам бы с Тамерланом чего-нибудь посущественнее.

– Так давайте за стол, а то все курите и курите. Все легкие уже прокурили, – заворчала пожилая женщина.

Сели за стол.

– Женя, вы из какой молодежи? Из той, что не употребляет или из той, что злоупотребляет? – Леонид Семёнович хитро ей подмигнул.

– А я из тех, что употребляет, но не злоупотребляет, – в тон ему ответила Женя.

– Наш человек! – засмеялся Леонид Семёнович.

Он налил в рюмки себе и Тамерлану коньяку и посмотрел вопросительно на женщин.

– Ну, дамы, а вам чего?

– Ты же знаешь, я, кроме пива, ничего пить не могу. А вот Жене может вина или мартини? Вы, Женя, не стесняйтесь, у нас все найдётся.

– Если мужчины не будут против, то я бы с ними коньяка выпила, – улыбнулась Женя. – От вина меня сразу в сон клонит, а мартини под такой стол – просто кощунство.

Леонид Семёнович довольно потёр руки.

– Я же говорю – наш человек. Смотри, следователь, – погрозил он пальцем Тамерлану, – не женишься на Евгении Георгиевне, я сам на ней женюсь.

– Еще не выпил, а уже понесло тебя, Лёня. Ох, смотри, допляшешься, – пригрозила ему Алевтина Сергеевна.

Жене нравились Аверины, которые по возрасту годились ей в бабушки с дедушкой, но с ними было так душевно, что казалось, будто они старые друзья. Она с первых же минут почувствовала какую-то необъяснимую близость и доверие, чего с ней раньше не бывало. Женя не то чтобы была нелюдима, но друзей у неё практически не было. Нет, в детстве, в школе, она дружила со всеми одноклассницами, как это бывает у детей. Но со временем в ее жизнь осталась одна Наташка. Доучившись в школе в Александрове, подруга вместе с Женей перебралась в Москву, поступив, правда, в другой вуз. Тогда, после гибели отца, который для Жени был лучшим другом – другом, которым она восхищалась и безгранично доверяла, – Наталья ей очень помогла. Если бы не она, Женя просто-напросто замкнулась бы в себе, в своей учебе и науке. И хоть она и жила в мире книг, истории, но Наталье удавалось ее из этого мира вытаскивать и напоминать, что жизнь вокруг идёт и что Женя не должна потерять себя. Наталье она была благодарна, да и не было у неё никого, кроме неё. Сестра была слишком мала, чтобы сделаться ей подругой. С матерью же Женя никогда близка не была. Та была слишком строга к ней, слишком требовательна. А после смерти отца они отдалились друг от друга окончательно. Женя поступила в университет и осталась в Москве, а мать приняла решение переехать к родителям в Анапу. А года четыре назад, когда Женя ездила туда на каникулы, она узнала, что у матери появился мужчина. Умом Женя понимала, что это вполне естественно, ведь мать была ещё молода, да и мужчина этот казался человеком основательным, приятным. Но вот сердце Жени сжималось от боли. Ей казалось, что мать предала память отца.