– Ничего себе! – ахнул Шубин. – Сумка с жемчугом стояла в шкафу. А если бы ее кто-нибудь стырил?

– Ее и стырили, – хмыкнул Уманский и обернулся к Ларисе: – Кстати, я не слишком хорошо понял, что вы в ней хотели найти?

– Экспонат из коллекции Броварника, – поспешно сообщила Лариса. – Текст одной из песен Фредди Меркьюри, написанный его рукой. Карина увезла его с собой в Японию, а продать хотела здесь, приятелю бывшего мужа, из вредности.

Корабельников мученически посмотрел на брюнетку и закатил глаза. Она усмехнулась.

– А наше семейное дело? – поникшим голосом спросил Мишаня. – Я никак не могу поверить…

– Тебе придется, – ответила Симона. Глаза ее теперь блестели совсем по-другому. В них не было интереса или азарта, а одно только фанатичное возбуждение. – Тебе придется поверить. О, каким идиотом ты мне казался! Мама, ты была права: они все идиоты и сволочи.

– Дайте мне выпить, – попросила Анна Ружина хриплым голосом. – Лучше водки. Но сгодится и что-нибудь другое, только покрепче.

Никто не двинулся с места, и тогда Симона воскликнула:

– Налейте ей! Разве вы не видите, она не может без выпивки! Это вы ее довели!

– Мы?! – изумился Жидков. – Я ничего не понял. Как это мы могли ее довести, если мы ее ни разу не видели?

Он уселся на постель Артема с мученической физиономией. Еще в контрабанде толком не обвинили, а уже выдвигают новые претензии в том, что он довел незнакомую рыжую тетку.

– Если вы следили за Жидковым, – впервые подал голос Корабельников, – и не выпускали из виду сумку, каким образом оказались здесь?

– Мы бросились спасать Артема, – пояснила Лариса.

– Она обо всем догадалась, – сказал Уманский. – Только я не понял, каким образом. Там, в саду.

– Господи, меня осенило! Будто током ударило! Вы сказали про Жидкова: «У него есть мамочка, и он ее обожает». Я подумала: ведь у Анны Ружиной мог быть сын. Или дочь, верно? И вспомнила, что Симона как-то заметила: «Сын отвечает за отца, муж за жену». Она сказала это не просто так, а с большим чувством. Это ее убеждения, понимаете? Такую мысль ей внушали с детства. Она мстила за свою мать.

– А что мы сделали ее матери? – спросил Мишаня, не в силах успокоиться. – Симона, что мы сделали твоей матери? – Он перевел взгляд на Анну Ружину: – Что мы вам сделали?

– Ваш дед – настоящий подонок, – выплюнула она. Под глазами у нее лежали синие тени, лицо от алкоголя было рыхлым, с нечеткими контурами.

– Итак, Миколин-старший чем-то сильно обидел свою воспитанницу, – встряла Лариса. – Сначала я думала, что речь идет о картинах. – Рыжеволосая Анна закинула голову и хрипло рассмеялась. – Девочка проводила много времени в мастерской. И она отлично рисовала…

– Макару это было все равно. Он продавал меня, как уличную девку, – выплюнула Анна. – Своему боссу, Тамирову. Мерзкая сволочь! Наконец-то он сдох. Фаина догадывалась, но молчала. Как же – они потеряют покровителя, и ее муж превратится в рядового советского «маляра». А ей хотелось жить красиво! Боже, чего только люди не делают ради красивой жизни…

– Дед? – отступил на несколько шагов Мишаня. – Продавал свою приемную дочь?