И вонзился еще глубже уже до боли сильно так что я широко глаза распахнула распятая, распластанная на этой двери. А он словно почувствовал этот момент и сдавил пальцами клитор сильнго перекатывая и делая резкие и глубокие толчки, срывая меня в оргазм с хриплым низким стоном:

— Ненавижу тебяяя, — накрыл мой рот ладонью вбиваясь в меня еще сильнее, не прекращая двигать пальцами, заставляя мычать и конвульсивно дергаться всем телом сжимая его спазмами наслаждения. Меня словно раскромсало на куски, на мельчайшие частички невозможного удовольствия. Такого острого и ненавистного.

Я сжимала его изнутри и содрогалась в его руках, мыча и мотая головой в попытках сбросить его руку, впиваясь в его ладонь зубами и чувствуя, как он все быстрее и быстрее двигается внутри. Рвано. Мощно. Пока не излился в меня, впиваясь зубами мне в затылок. Отпустил, когда дернулся во мне последний раз.

— Хорошая девочка…отработала каждую потраченную копейку. Умница.

Он отошел от меня…и я услышала скрип кровати под его телом. А когда обернулась он уже спал. Вот так полураздетый, в туфлях, мокром пиджаке и рубашке.

Ублюдок…как же я тебя ненавижу. Никогда тебя не прощу. Никогда.

Не ушла. Не знаю почему. Стояла и смотрела, как он спит…одновременно хотелось и нож ему в сердце вогнать и послать все к черту лечь рядом, голову у него на груди спрятать и глаза закрыть…под стук его сердца уснуть. Сама не поняла, как на край постели села, всматриваясь в черты его лица. Ужасно захотелось дотронуться до него. Слегка. Провести осторожно ладонью, как раньше. Когда-то я «рисовала ему лицо». Он любил, чтобы я повторяла все контура скул, брови, нос и губы. А потом рисовал лицо мне. Это было смешно и щекотно. Особенно когда трогал мои губы ужасно хотелось укусить его за палец. И я мстила — трогала его ресницы. Он щурился, моргал, чесал глаза. А я хохотала над ним.

«— Не честно, Шумаков. Это черная несправедливость у тебя ресницы длиннее, чем у меня. Их надо подрезать ножницами.

— Завидовать плохо, Нюта. Особенно мужчинам.

— Я не завидую…я восхищаюсь. Ты слишком красивый…ты такой красивый, Егор. Смотрю на тебя и хочется сильно-сильно глаза зажмурить, до мушек перед ними.

— Красивый? — хохочет теперь он, — Мне такого никто не говорил. Надо же. И в каком месте я красивый?

— Везде. Ты красивый везде…я всегда думала, что такие, как ты, другие.

— Какие такие?

— Богатенькие мальчики. Что у вас нет души.

— И чем я отличаюсь от небогатеньких? Когда мы приедем ко мне домой ты увидишь, что отличия нет совершенно у меня такая же семья, как и у тебя. Такие же горести и радости. Просто у нас есть деньги, которые мы честно заработали и это совершенно не делает нас другими людьми.

— Я не поеду с ней знакомиться, Егор. Я не могу.

— Что значит не поедешь? Почему?

Он всегда злился, когда я заводила разговор о том, что мы совершенно не пара и я не поеду знакомиться с его матерью. А мне казалось, что я там ужасно позорюсь и та меня никогда не примет, что я не понравлюсь ей. Впрочем, я не ошиблась. Наша неприязнь возникла с первого взгляда.