Не почувствовав заинтересованности коллег живописанием женских прелестей, Грязнов оборвал себя на полуслове и включил магнитофон.

«Грязнов. Расскажите о насильственных действиях, совершенных в отношении вас.

Нежданова. Вечером четвертого пришли двое, сказали, что они из милиции, когда я открыла, меня оглушили и связали. Примерно через час к нам присоединился Кобазев. Они провели в квартире всю ночь. Утром их спугнул наряд. Это все.

Грязнов. А чем они занимались в вашей квартире?

Нежданова. Смотрели в окно, курили. С непристойными предложениями не лезли, вели себя культурно, насколько это возможно в такой ситуации.

Грязнов. Что, так вот просто смотрели в окно и все?

Нежданова. И все… Правда, через оптический прицел. Насколько я понимаю, снайперской винтовки Драгунова с глушителем.

Грязнов. Вы, кажется, неплохо в этом разбираетесь.

Нежданова. Мой муж был кадровым военным и иногда позволял мне пострелять из настоящего оружия. Когда-то мне это нравилось.

Грязнов. Они что-нибудь говорили?

Нежданова. Не помню дословно, но, кажется, тот, кого они ждали, задерживался.

Грязнов. Как они выглядели?

Нежданова. Один плотный, даже толстый — это капитан и длинный жилистый — старший лейтенант. Они были в масках, так что лиц я не видела, по голосу тоже опознать не смогу: говорили они шепотом.

Грязнов. Может быть, они как-то друг друга называли?

Нежданова. Нет, но капитан показывал мне свое удостоверение. Фамилия его Храпунов. Думаю, это была не подделка, только вот насколько его физиономия соответствует фотографии, не знаю. Я по глупости на фотографию и не взглянула. Хотя, поскольку я не видела лица, опознание все равно невозможно.

Грязнов. Пытались они совершить какое-либо насилие в отношении вас?

Нежданова. Скорее всего, они и не собирались меня убивать, ведь они могли сделать это сразу, как только пришли. Кроме того, их спугнули, и они едва успели разобрать винтовку, возможно, им было не до свидетелей, которые все равно ничего о них рассказать не смогут.

Грязнов. А как они могли выйти на вашу квартиру?

Нежданова. Если вы думаете, что они меня «водили» неделями, ошибаетесь, я бы заметила. Скорее всего, навели справки в ЖЭКе. У меня даже была мысль, что они и в самом деле из милиции. Понимаете, выправка чувствуется, но они не военные. Такая легкая расхлябанность, свойственная даже омоновцам, не говоря уже о простых милиционерах. Не удаль, не ухарство, а именно расхлябанность».

Грязнов выключил магнитофон.

— Кроме знания оружия вдова проявила сознательность и во всем остальном. Избавившись от злодеев, она не бросилась драить спальню, а сохранила все в первозданном виде, и мои ребята еще до криминалистов обнюхали там каждый миллиметр. Отпечатков пальцев, конечно, нет, но есть пепел, правда без окурков, есть следы смазки на подоконнике, есть ворсинки из кителя на двери и, наконец, есть засохший, но вполне пригодный для сравнительного анализа ДНК плевок на полу в сортире.

— Я восхищен твоими успехами, но, может, объяснишь наконец, к чему ты нам это все рассказывал? — Турецкий был зол на Грязнова, хотя словами, пожалуй, не смог бы выразить за что. Он потирал ладонью колкую щетину, которую не успел сбрить. А Славка, сукин сын, как огурчик. Как будто и не было ничего вчера.