Соберись, Мария! Рядом с тобой - адвокат! Пока батюшку не вздернули, пока не отправили этапом, ты еще можешь что-то исправить!

– Иван Петрович, скажите, ему ... можно помочь?

– Я сделаю всё, что  в моих силах, Машенька, – адвокат накрыл мою руку. – Сядем? Обговорим линию защиты, – он показал мне на открытое кафе через пару домов на противоположной стороне улицы.

– Хорошо, – я вымучила улыбку.

 Бортников подал мне локоть, мы прошли несколько шагов до тенистого сквера, как услышала редкие крики откуда-то со стороны Невского.

– Что это? – останавливаясь, прислушалась я к голосам.

– Демонстрация, – равнодушно ответил адвокат, – очередная и, судя по всему, какая-то хилая. Новую мобилизацию государю не простили, на сторону революции открыто переходят военные чины. Вот и выползают на улицу пытающиеся урвать немного пирога разномастные кружки.

Я кивнула и бросила на улицу рассеянный взгляд. Мимо проехала крытая коляска, оттуда вышел богато одетый мужчина и, помогая даме выйти, весело рассмеялся.

– Право слово, смешные люди.

– Смешные? – удивилась я.

– Именно так, Машенька. Смешные. Ведь демонстрации, террор, политические движения – всё это лишь верхушка айсберга. Сама же революция – скрыта от глаз обывателей, и в сущности это всего-то грабеж одних аристократов, элит, если хотите – вторыми. Весь парадокс ситуации, заключается  в том, что при этом делается эта революция руками тех самых обывателей, – пояснил Бортников.

Суждения его, как ни странно, привели меня в чувство. Я смогла, наконец, взять себя в руки и, наклонив голову к плечу, уточнила: 

– Вы ведь монархист, Иван Петрович?

– Скажем так, я – адвокат. А потому мои политические взгляды – всего лишь закон. А кто будет у власти, Михайловы, Петровы, демократы, либералы, коммунисты – не суть. 

Адвокат, лишь слуга закона. И сейчас задача его – спасти невиновного.

– Кстати, смена режима более чем реальна, Мария Михайловна, – продолжил рассуждать Бортников. – Уже слышали, несколько часов назад государь подписал отречение и даже уже покинул Петербург. Нет? 

– Нет… – прошептала я.

– Да-да, это информация из первых уст. Профессия моя, Машенька, предполагает одинаковые связи и среди монархистов и в революционных кругах, – чуть улыбнулся он.

О господи… как же так… руки задрожали, я снова нашла на пальце бриллиант.

Я слышала – самый популярный призыв демонстрантов – не просто спалить Зимний, но и уничтожить всех, кто имеет отношение к царской семье. Государь в распоряжении своем имеет связи в Европе, огромные деньги, армию, полицию, пусть даже те и частично расшатанные… не так-то просто его уничтожить. Но он уехал! Бежал...

– А …  Милевский … – я тряхнула головой.

– А Милевский в тюрьме, – развел руками Бортников.

А Милевский в тюрьме… Заперт, доступен… и, черт возьми, всякий пропойца знает, что он в Петропавловке!

– Простите, мне … нужно отъехать… – я заозиралась по сторонам.

Нервно перевернув кольцо камнем вверх, я сощурилась – так он сверкнул на ярком солнце.

Столько людей, и ни одного извозчика, как на грех! Сердце стучало, адвокат что-то возражал, я не слышала. Очнулась, когда Иван поймал мои пальцы и, встретившись со мной взглядом, отпустил.