— Ты просишь о том, что я сделать просто не могу. Прости.

Рисве, не говоря ни слова, обнял меня, но только буквально на секунду, а потом отстранился и ушел куда-то в темноту, оставляя меня стоять и пытать себя вопросом, ну почему же я, во имя Вселенной, действительно не могу просто сделать как он просит, двинуться дальше, оставляя все и всех позади? Что за сила толкает и грызет меня? Ответов не находила и просто побрела в наш тирод. Домой. Но вернувшись, Рисве не застала.

— Ты не поведешь мою анаад к авгассам! — решительно заявил я, отыскав Душу народа сидящей на ступенях к своему тироду.

Конечно, я понимал, что она нарочно дожидалась тут, предугадав мою реакцию, и у меня не было никакого права говорить с ней так, но сейчас это не имело значения. В груди горело и клокотало от гнева и тревоги.

— Рисве, — мягко произнесла Вали, но я не хотел принимать никакие доводы даже от моей Софи, а тем более от кого-то другого.

— Нет, не нужно никаких слов. Нет таких, что изменят мое мнение. Нельзя ей туда идти, будет только хуже, и ты это знаешь так же, как и я! — не глядя на женщину, которую любил и чтил всегда, я метался туда-сюда по поляне. — Теперь понимаю, что совершил ошибку, рассказав Софи о ее раненых соплеменниках.

— Нет, мальчик, ты поступил правильно. Ложь и недомолвки ничего бы не изменили, это же очевидно. Так или иначе прошлое добралось бы до твоей любимой, как я и опасалась с самого начала. Не в этот раз, так в другой.

— Не добралось бы! — рявкнул, не в силах сдержаться. — Я не позволил бы! Спустя время все минувшее вообще превратилось бы в неясное воспоминание, и чем дальше, тем бледнее! Софи уже становилось лучше, моя лойфа это чувствовала.

Фоли, юная помощница Души народа на сегодня, появилась на помосте тирода, с удивлением и тревогой глядя на меня.

— Рисве, ты ведь верил мне прежде, поверь и сейчас. Того, что должно произойти ещё в вашей с Софи жизни, все равно никак не избегнуть.

— А я так не считаю! Если потребуется оградить Софи от всего и даже от ее собственных разрушительных замыслов, то я не погнушаюсь сделать это.

— Мальчик, нель…

— Не говори мне «нельзя» и «ты не можешь», Душа народа! Потому что нет того, что я не совершу ради того, чтобы сохранить мою анаад. Вся моя жизнь была и есть посвящена нуждам и защите нашего народа, и только Софи — то, что лично мое. Назови меня несдержанным эгоистичным мальчишкой еще хоть бессчетное количество раз, но если другого выбора ни ты, ни она не оставите, я унесу Софи в пещеры, так далеко, что нас никто не найдет, и стану сохранять ее там до тех пор, пока Духи не разберутся с чужаками, как им вздумается, раз уж сам лишен права пойти и разорвать на куски чудовище, что терзало ее и продолжает делать это с остальными.

— Как же ты не понимаешь, что для твоей женщины прятаться и быть спрятанной не выход и не излечение. Запрешь и будешь решать за нее — и многим ли ты станешь отличаться от ее мучителя?

— Не сравнивай! Здесь нет ничего и близко похожего!

— Не ты уже будешь судить об этом, Рисве! Я просто не узнаю тебя! Никогда не видела в тебе и тени способности пойти против наших главных законов добровольности во всем.