Тут вбежала Крохина с корзиной неопознанных овощей. Киату встал и грозно посмотрел на Галю:

– Как ты посмела, мухарка чужестранная, оставить дживу одну?!

– Сам ты мухарка! Не ори на меня, бородач! – бросила в сердцах на пол корзину Крохина. – Я тут вообще нянькой и поваром не нанималась! Дали мне самое сложное – кашеварить! А сами на лёгонькое – какой дурак не умеет заложников ловить?!

– Ты что, голодная, Тася? – догадался Киату.

– Да. И мне от этого плохо, – буркнула я себе под нос, чувствуя, что вот-вот расплачусь, потому что живот крутило, голова кружилась, в висках стучало. Мне отчаянно надоело быть недоразумением на двух ногах. Даже суперсилу получила какую-то странную: две минуты пляшем, три часа коньки отбрасываем. Как вообще такое неизвестно что могло родиться в приличной семье, где дедушка-профессор, мама-врач, дядя-каратист, а папа был летчиком? Может, они меня под дверью нашли?

Не обращая больше внимания на Крохину и не говоря ни слова, Киату подхватил меня на руки и понёс. Очень быстро, вниз по ступеням.

– Я не хочу опять на акулу, – проскулила я.

– Всё хорошо, малышка, сейчас всё будет хорошо, – проговорил Киату, прижимая меня к себе.

Он был такой тёплый и почему-то ласковый, что даже немножко поверилось. Но видимо зря, потому что мы всё-таки вышли в ту самую пещеру, где плескались в бассейнах акулы разных размеров и медузы.

– Ага, – сказала я, – значит, меня кормить накладно, проще скормить акулам?! – я рассердилась и стукнула кулачком по груди Киату. – Пират ты! И разбойник!

– Не дерись, – ответил он и по каменной лестнице медленно вошёл в воду. – Расслабься.

Едва носки его ног коснулись воды, она вся замерцала, словно кто-то снизу подключил подсветку. Ничего себе спецэффекты!

Киату ступал всё ниже и ниже.

– Ой, ты меня намочишь сейчас! – взвизгнула я.

Но он только прижал меня к себе покрепче и сказал:

– Тш-ш-ш! Не дыши… – и потом, обратившись куда-то в тёмную морскую даль, пропел торжественным басом: – Джи-ива-а, трайне горос ку. Арреос Джива!

А затем внезапно вместе со мной нырнул в воду. Она была тёплой, солёной, заливалась мне в глотку. Я попыталась вырваться, но куда там! Киату держал, как клещами! Чувствуя, что вот-вот захлебнусь, я не к месту вспомнила мамины слова: «морской водичкой горло прополощешь»… Вот уж накаркала, так накаркала!

Но тут же Киату поднял меня на руках над водой, коснулся губами моих губ, и внутри меня стало покойно, тихо и хорошо. Словно дома. Даже головокружение прошло. Я открыла глаза и увидела сияющие золотыми искрами глаза Киату. Он оторвался от меня и произнёс:

– Ты – моя джива! Море знает это. И защитит!

– Нет бы просто покормить, – вздохнула я.

– А теперь покормлю мою дживу, – сказал Киату, широко улыбаясь. – Раз твои мухарки не умеют стряпать, что, конечно, позор и уму не постижимо, мы идём в таверну Лакуны.

И так, не выпуская меня из рук и не обращая внимания на то, что с моей длинной юбки течёт, как с не выжатой занавески в ванной, Киату быстро пошёл по лестнице обратно вверх и куда-то в боковую дверь.

– Э-э, погоди, я же мокрая насквозь, – пробормотала я, хотя если выбирать: наряжаться или съесть кабана, я бы выбрала второе.