Киату тоже ел, но ему было не угнаться за мной – продукты исчезали, как отходы на конвейере мусоросжигательного завода. Киату смотрел на меня с весёлым интересом, иногда заглядывая за спину: мол, куда всё девается. Люди вокруг с любопытством поглядывали на нас, а я – на еду.

– Корм в коня, – наконец, радостно сообщила я, чувствуя, что жизнь налаживается, и можно не бояться голодного обморока в ближайшие часы. – Вкусно.

Киату кивнул:

– Я рад. А место для тюртелей осталось? Хм… хотя по идее, всё, что ты съела, уже должно было равномерно распределиться по телу и выглядывать из ушей.

– Нет, я ещё столько же могу, – сказала я, и вдруг меня пронзила мысль. – Погоди, ты сказал Лакуне, что я твоя джани-до. Почему «до»? Что это за приставка? Я только карате-до знаю…

Киату просиял довольно и заявил:

– Это значит, что юной джани остался всего один шаг для того, чтобы стать джайной и моей мухаркой.

Я чуть не поперхнулась.

– Что?! Ты хочешь сказать, что вот это головой в бассейн было свадьбой?

– Почти. Ещё один торжественный момент, и ты навек моя, – сказал Киату так, словно одарил подарком. Потянулся к моим губам, прикрыв веки.

Я отскочила. И выпалила в возмущении:

– А меня спросить не надо было?!

– Зачем? – моргнул Киату. – Тебе нужен защитник. Я смогу защитить тебя лучше других! Я хочу нести за тебя ответственность перед Оком и людьми!

Он наклонился надо мной и получил в нос лепёшкой.

– Я. Ни. За. Что. Не. Стану. Твоим. Имуществом! – рявкнула я и сорвалась с места.

Волнение зашкаливало. И надо было бы разозлиться, но очень хотелось плакать: зачем он всё испортил? Теперь надо на него обижаться. Я так и не узнаю, что такое тюртели, а вдруг они вкусные?! Ещё эти юбки дурацкие в ногах путаются… Я даже до лавочек не успела убежать, как он схватил меня за руку.

– Стой!

Обернулась. Киату высился надо мной, мрачный и погасший.

– Отпусти! – выкрикнула я.

– Нет.

Люди вокруг смотрели на нас, разинув рты. Угу, для них, небось, не желающая выйти замуж девица – как кошка, внезапно заявившая хозяину человеческим голосом, что Китикэт гадость. Киату был зол и обижен. Ну и плевать, так предложения не делают! Я просто обязана была возмутиться. Перед всем женским полом обязана! Где конфетно-букетный период? Где признания? Где рука и сердце? А с мамой познакомить?

Я готова была испепелить взглядом Киату.

Вон даже принц, и тот спрашивал, хочу ли я, пойду ли я. В любви признался! И глаза были этом были как у щеночка – искренние, наивные. Он, конечно, тоже удивился отказу, но вёл себя няшно.

– Отпусти! – повторила я, пытаясь вырваться. – Я тебе не тумбочка, чтобы сдаться по описи!

– Нет, – поджал губы Киату. – Даже если ты, глупая мухарка, этого не понимаешь, я уже перед морем поклялся тебя защищать. Значит, обязан. И точка!

Мне стало страшно – он не шутил. Вырваться не получалось – не рука, а клешня зверского краба! И смотрел Киату на меня не влюблённо, а так, словно ремня собирался дать. Даже хуже, чем дедушка, когда я случайно разбила вдребезги антикварную вазу, привезённую из Китая. Сразу ясно, что этот пират ни капли не влюблён. Конечно! Он, как все, хочет заполучить дживу. Не знаю, что это ему даст, статус? Вроде мало ему тут уважения! А больше ничего – он же знает, что от меня больше убытка, чем пользы! Но Киату держал крепко и тянул к себе. Да что ж это такое?!