– А если результат окажется, как вы выразились, «нежелательным», – сказала я, – что из этого воспоследует?

Лицкявичус наградил меня тяжелым взглядом, но неожиданно я получила поддержку в лице того, от кого никак этого не ожидала.

– Хороший вопрос, – заметил Кадреску, внезапно поднимая глаза. – Насколько я понимаю, данное расследование проводится не по чьей-либо жалобе, а конкретно по заданию члена городского правительства? Что, если его результаты этому… члену не понравятся?

– Наше дело – расследовать, а с результатами пусть разбираются вышестоящие инстанции, – ответил Лицкявичус. – Если вы имеете в виду, не входит ли в нашу задачу подтасовка результатов, чтобы они «понравились» кому надо, то мой ответ – нет. Что узнаем, то и передадим наверх, без купюр. Еще вопросы есть?

Вопросов больше не было. На самом деле, думаю, как и я, многие хотели бы еще поспрашивать – и о наших конкретных полномочиях, и о том, насколько сильно ОМР зависит от учредителей, но Лицкявичус, судя по всему, не был расположен удовлетворить наше любопытство, поэтому никто не решился продолжать тему.

– Тогда поговорим о распределении заданий, – продолжал Лицкявичус, подведя черту. – Вика займется анализом биографий жертв на предмет поиска чего-нибудь, их объединяющего.

– Слушаюсь, Андрей Эдуардович! – раздался звонкий голос из-за перегородки. – Уже работаю!

– Отлично. Паша, ты возьмешь под контроль родственников погибших. Как психиатру, тебе проще их разговорить, да и они с большей охотой расскажут тебе обо всем, что знают. Тебе поможет Илья. Леонид продолжит вскрытие последнего трупа – Гаспаряна – и составит сравнительный анализ данных по всем пяти жертвам. Георгий Георгиевич, вы ему поможете?

– Обязательно, – кивнул Мдиури, снова открывая свой блокнот, словно торопился записать задание, боясь забыть.

– А я, пожалуй, попробую пробиться сквозь стену молчания и побеседовать со следователями, ведущими все эти дела об отравлениях, – закончил Лицкявичус.

– А я? – спросила я. – Для меня задания не предусматривается?

Чем дальше, тем больше я приходила к выводу, что Лицкявичус намерен игнорировать меня. Чего он ожидал – что я, побарахтавшись без помощи и поддержки, сама откажусь от участия в расследовании? Интересно, какова была цель Кропоткиной, когда она решила включить меня в группу ОМР?

Он посмотрел на меня так, словно вообще забыл о моем существовании или никак не думал, что я все еще нахожусь в помещении.

– Вы? – переспросил он. – Вы, Агния Кирилловна, можете присоединиться к кому угодно – по вашему выбору.

Как мило с его стороны! Лицкявичус в присутствии всей группы дал понять, что я среди них – лишняя.

– Мы будем очень рады, если Агния нам поможет, – улыбнулся бородач Кобзев, послав мне ободряющий взгляд. – Разговор с родственниками может занять много времени, и чем больше народу примет в этом участие, тем лучше, на мой взгляд. Надеюсь, ты не против, Андрюша?

– Почему я должен быть против? – пожал плечами Лицкявичус. – Если это подходит Агнии Кирилловне, разумеется!

Когда мы вышли из кабинета, Мдиури добродушно попрощался. Кобзев галантно поцеловал мне руку и сказал: