Однако Тейт теперь снова вырвался на свободу, а это означало, что следующим его «портом захода» может стать Сильвер или я сам. Этого не случилось. Он нацелился на Молтби, который укрылся за спинами своих людей – всех, скольких смог собрать. Тейт остановился перед этой преградой. Затем вперед вышел высокий матрос, которого я уже видел раньше, с двумя пистолетами в руках и, с расстояния не более одного ярда, нацелил их Тейту прямо в лицо. Мне были видны дула этих пистолетов: они казались парой черных глаз, уставившихся в глаза Тейту.

В то же самое время что-то змеей пролетело по воздуху над всеми головами, из-за спины Тейта выбежал матрос и поймал это «что-то». Это был марлинь – длинная, тонкая веревка, какими пользуются на каждом судне. Матрос сделал на конце веревки незакрепленную петлю и набросил ее Тейту на шею так, что она обмоталась вокруг шеи один раз.

Я говорю «один раз» потому, что в этом и состоит характер такой пытки. Прячась за толпой своих подручных, Молтби взялся за другой конец веревки, и они вместе – Молтби и матрос – с противоположных концов стали тянуть Тейта за шею то туда, то сюда, пока он наконец не понял, что пойман. Он вертелся, пытаясь выкрутиться из петли, но как только он это делал, они затягивали ее туже и туже.

Постепенно, словно Тейт был зверем на лесной поляне, они стали управлять им, заставив стоять на месте, чуть отпуская или затягивая веревку, если он отваживался двинуться. Через несколько минут Тейт прекратил сопротивляться и стоял, держа в одной руке нож, а в другой шпагу, которую выхватил у противника, но лишенный возможности двигаться. Он быстрым движением поднял нож, чтобы перерезать веревку, но Молтби и матрос еще быстрее затянули петлю, и глаза Тейта выпучились, как у человека, которого душат.

Я двинулся вперед. Все кости у меня ныли от предчувствия, что сейчас что-то должно случиться. Душа моя разрывалась от вопроса, который я, в разгаре событий, не мог облечь в слова. Где Луи? Если и есть кто-то, кого я должен защитить, то это он.

Тейт переводил взгляд то на одного, то на другого. Взглянул на Сильвера, потом – на меня. У себя за спиной я услышал, как кто-то ахнул, и сквозь наши ряды вперед прорвалась Грейс: дядюшка Амброуз не сумел ее удержать.

Она подбежала к Тейту, а Молтби крикнул:

– Убейте ее!

Я же крикнул:

– Нет!

К счастью, слова Молтби и мой возглас потрясли тех, кому он приказывал, и они не двинулись с места.

Тогда Молтби закричал:

– Держите ее! Я сам это сделаю!

Двое матросов схватили Грейс; один из них сделал это так грубо и вульгарно, что я решил – следующей целью для моей шпаги будет он. Обходя Тейта и все еще держа конец веревки, Молтби приближался к Грейс.

– Шпагу! – крикнул он. – Шпагу мне!

Из рядов, выстроившихся за ним, кто-то сунул ему в руку абордажную саблю – вперед эфесом. Веревка мешала Молтби двигаться с достаточной быстротой. И так как марлинь был длинный, то, чтобы держать его натянутым, Молтби приходилось описывать широкий круг. Шаг за шагом, не торопясь и не спуская глаз с Тейта, но порой взглядывая на Грейс, грубо схваченную матросами, Молтби шел вперед. Могу поклясться, что в эти минуты все ветры южных морей затаили дыхание.