– Но это безумие. – Элинор все не уходила, смотрела на свое имя, написанное мелом на стене. – Почему?..

Доктор решительно взял ее под руку, отвел в будуар и закрыл дверь. Люк уже тер надпись носовым платком.

– А теперь выслушайте меня, – сказал доктор. – Только из-за того, что там ваше имя…

– В том-то и дело. – Элинор глядела на него во все глаза. – Оно знает мое имя, верно? Оно знает мое имя.

– Прекрати! – Теодора сильно встряхнула ее за плечи. – Там могло быть про кого угодно. Оно знает все наши имена.

– Это ты написала? – Элинор повернулась к ней. – Пожалуйста, скажи… я не обижусь, просто чтобы знать… может, это шутка?

Она с мольбой взглянула на доктора.

– Вам известно, что никто из нас этого не писал, – сказал тот.

Вошел Люк, вытирая руки платком, и Элинор с надеждой подняла голову.

– Люк, это же ты написал, правда? Пока ходил на кухню, – умоляюще спросила она.

Люк сперва поглядел недоуменно, потом сел на подлокотник ее кресла.

– Послушай, – сказал он. – Ты хочешь, чтобы я повсюду писал твое имя? Вырезал твои инициалы на деревьях? Оставлял везде записочки «Элинор, Элинор»? – Он легонько потянул ее за волосы. – Я еще не сошел с ума, и ты не дури.

– Тогда почему я? – Элинор поочередно обвела их глазами. Я не с ними, я избранная, подумала она неожиданно для себя и сказала быстро, просительно: – Я чем-то привлекла к себе больше внимания?

– Не больше обычного, дорогая. – Теодора стояла у камина, постукивая пальцами по доске. Говоря, она с широкой улыбкой смотрела на Элинор. – Может, ты сама это и написала.

От обиды Элинор едва не сорвалась на крик.

– Думаешь, мне хочется, чтобы мое имя было написано по всему этому гадкому дому? Думаешь, мне приятно быть в центре внимания? Я не избалованный ребенок, как некоторые. Мне совсем не по душе, когда меня выделяют…

– И просят о помощи? – весело закончила Теодора. – Быть может, дух бедной гувернантки наконец отыскал способ себя выразить. Может, она просто ждала какую-нибудь серенькую, робкую…

– А может, ко мне обратились потому, что никаким призывам не пробить твой железобетонный эгоизм. Сочувствия и доброты во мне…

– А может, ты сама это написала, – повторила Теодора.

Как всякие мужчины, оказавшиеся свидетелями женской ссоры, Люк и доктор молча стояли в сторонке, растерянные и огорченные. Наконец Люк сказал:

– Ну хватит, Элинор.

Элинор резко повернулась и топнула ногой.

– Как ты можешь! – выдохнула она. – Как вы все можете!

И тут доктор рассмеялся. Элинор недоверчиво посмотрела на него, потом на Люка, с улыбкой ее разглядывающего. Что со мной не так? – мелькнуло у нее, потом: а ведь они думают, Теодора нарочно меня злит. Чтобы привести в чувство. Стыдно, когда тобою так манипулируют. Она закрыла лицо руками и села.

– Нелл, дорогая, – сказала Теодора. – Прости.

Надо что-то ответить, думала Элинор. Сделать вид, будто я благодарна им за участие и стыжусь себя.

– Нет, это ты прости. Я перепугалась.

– Ничего удивительного, – ответил доктор, и Элинор подумала: какой он наивный, как его насквозь видно. Верит в любую глупость, какую ему скажут. Даже в то, что Теодора меня встряхнула. Она улыбнулась ему и подумала: ну вот, я снова со всеми.