Констанция убирала комнату дяди Джулиана, а я мечтала весь день, сидя на пороге возле спящего Ионы и глядя на безмятежный, не таящий угрозы сад.

– Гляди-ка, Маркиса, – Констанция вышла с ворохом одежды. – Гляди, у дяди Джулиана было два костюма, и пальто, и шляпа.

– Он же ходил когда-то, как все люди, своими ногами, он сам рассказывал.

– А я даже смутно помню, как давным-давно он отправился покупать костюм – наверно, один из этих, они не сильно поношены.

– А что на нем было в тот последний день? Какой галстук он надел к тому ужину? Он бы и это с удовольствием записал.

Она смотрела на меня долго и серьезно, без улыбки.

– Во всяком случае, костюм был другой; из больницы мне дядю Джулиана отдали в пижаме и халате.

– Может, сейчас пригодился бы один из этих?

– Его, скорее всего, похоронили в старом костюме Джима Кларка.

Констанция отправилась в подпол, но остановилась.

– Маркиса?

– Что?

– Ты понимаешь, что вещи дяди Джулиана – единственная одежда в доме. И мои вещи все сгорели, и твои.

– И их вещи на чердаке тоже.

– Мое единственное платье на мне – вот это розовое.

Я оглядела себя:

– А на мне коричневое.

– Твое пора стирать и чинить. Маркиса, ты свою одежду вмиг снашиваешь.

– Я сделаю себе костюм из листьев. Сейчас прямо и начну. А вместо пуговиц – желуди.

– Маркиса, я же не шучу. Нам придется носить одежду дяди Джулиана.

– Мне не разрешается трогать вещи дяди Джулиана. На зиму я сделаю себе подкладку из мха и шапку из птичьих перьев.

– На Луне носите на здоровье, мисс Глупышка. На Луне ходите в костюме из кошачьей шерсти, как Иона, я и слова не скажу. Но здесь, в нашем доме, вы наденете старую рубашку дяди Джулиана и, может статься, даже его брюки.

– И купальный халат, и пижаму… Нет уж. Мне вещи дяди Джулиана трогать не разрешается, я буду носить листья.

– Теперь разрешается. Я тебе разрешаю.

– Нет.

Она вздохнула.

– Что ж, значит, их надену я. – Она вдруг остановилась и засмеялась, потом взглянула на меня и снова засмеялась.

– Констанция, ты что?

Она бросила вещи дяди Джулиана на спинку стула и, смеясь, побежала в кладовку. Она выдвинула ящик, и я тоже засмеялась, я поняла, что она хочет достать. Вернувшись, она свалила рядом со мной целую кучу скатертей.

– Вот что вам безусловно подойдет, модница Маркиса. Вот, смотри, эта годится – с каймой из желтых цветов? Или эта – клетчатая, красно-белая? А дамастовая, боюсь, жестковата, к тому же на ней видна штопка.

Я встала и приложила к себе скатерть в красно-белую клетку.

– Прорежь мне дырку для головы, – сказала я, очень довольная.

– Но у меня нет ни иголки, ни ниток. Придется тебе подвязаться веревкой, или пусть болтается, как тога.

– А дамастовую я возьму вместо плаща. Ну, скажи, у кого еще такой есть плащ?

– Ох, Маркисонька. – Констанция выронила из рук скатерть и обняла меня. – Что же я наделала? У моей девочки ни дома, ни еды. Вместо платья – скатерть. Что я наделала?

– Констанция, я тебя очень люблю.

– Девочка одета в скатерть, точно кукла.

– Констанция, мы будем очень счастливы, слышишь?

– Ох, Маркиска… – Она обняла меня еще крепче.

– Констанция, ну послушай же! Мы будем очень-очень счастливы.