– Говорят, красивый был особняк, – сказала одна из женщин, сидевших на нашей траве. – Когда-то он считался местной достопримечательностью.

– Теперь похож на надгробие, – отозвалась другая.

– Ш-ш-ш, – остановила ее первая и кивнула на дом. Потом она громко сказала: – Говорят, им резную лестницу в Италии делали. Очень, говорят, красивая.

– Они ж тебя не слышат, – удивилась другая. – Да и пусть слышат, какая разница?

– Ш-ш-ш!

– И вообще, никто не знает наверняка: есть там кто-нибудь или нет. Россказням местных я не очень-то верю.

– Ш-ш-ш. Томми, – окликнула она мальчика. – Не подходи к ступеням.

– Почему? – Мальчик попятился.

– Там живут дамы. Они не любят, когда тут ходят.

– Почему? – Мальчик остановился у лестницы и со страхом взглянул на дом.

– Дамы не любят маленьких мальчиков, – отозвалась вторая. Эта из ненавистниц, ее рот был виден мне сбоку – точь-в-точь змеиный.

– А что они со мной сделают?

– Поймают и накормят конфетами с ядом; уж сколько неслухов не вернулись из этого дома. И все оттого, что подошли слишком близко. Поймают маленького мальчика и…

– Ш-ш-ш! Этель, ну в самом деле!

– А маленьких девочек они любят? – Девочка подошла ближе.

– Они ни мальчиков, ни девочек терпеть не могут. Девочек они просто съедают.

– Этель, прекрати. Ты же пугаешь детей. Она просто дразнит вас, крошки, она все придумала.

– Не бойтесь, они выходят только по ночам, – уточнила женщина-змея, злобно глядя на ребятишек. – И в темноте охотятся на детей.

– Все равно, – вступил вдруг в разговор мужчина. – Нечего детям к дому подходить.

Чарльз Блеквуд появился лишь однажды. Приехал на машине с каким-то человеком, а мы как раз сидели у парадных дверей, сидели уже долго, день клонился к вечеру, и все чужаки разошлись; Констанция сказала:

– Пора картошку варить, – и собралась было встать, но в этот миг на аллее показалась машина, и мы остались посмотреть. Чарльз и его спутник вышли из машины и направились к лестнице; глядели они вверх, но нас видеть не могли. Я вспомнила, как Чарльз приехал сюда впервые и точно так же стоял, задрав голову и глядя вверх, на дом. Но на этот раз ему сюда проникнуть не удастся. Я дотронулась до замка – крепок ли? Констанция кивнула, она тоже знала, что Чарльзу сюда хода нет.

– Видите? – произнес Чарльз, стоя у лестницы. – Вот он, дом, все, как я рассказывал. Теперь уж не так страшно смотрится – плющ прикрыл, но крыша прогорела насквозь, и внутри все разграблено.

– А женщины там?

– Наверняка. – Чарльз засмеялся; я вспомнила его смех, его огромное белое лицо, вытаращенные глаза и прямо отсюда, из-за двери, принялась насылать на него смерть. – Сидят как миленькие. На деньгах сидят, на бешеных деньгах.

– Вы точно знаете?

– У них там денег тьма-тьмущая, они и сами не знают сколько. У них золото повсюду закопано, и сейф битком набит, одному Богу известно, где они деньги хранят. Так и сидят взаперти со своими деньгами и носа на улицу не высунут.

– Послушайте, – сказал второй. – Они ведь вас знают?

– А то как же. Я им брат двоюродный. Я тут даже раз гостил.

– Вам удастся с ними поговорить, хоть с одной? Подойдите к окну или к двери, а я сфотографирую.