— Это справка на имя Тибора Береша. Значится, что он работал скотником в совхозе. Но вот беда, — он посмотрел на Береша, — фамилия-то в ней немного подправлена…

— А что владелец этой липы говорит о пистолете? — поинтересовался майор.

— Божится и клянется, что хранил его в целях самозащиты.

— Самозащиты? От кого? — криво усмехнулся Винокуров и, сделав жесткое лицо, глядя в упор на сторожа, сказал: — Хватит, Зубан, играть в жмурки! Мы не дети! Вы лучше скажите, сколько человек сейчас находится в бункере и как они вооружены. Отвечайте только по-русски.

Зубан удивленно глянул на майора, но тут же отвернулся и сел на кровать. Он понимал, что от него сейчас требовали, но опять повел речь о другом. Говорил он на местном диалекте:

— Иных документов нема. Я есть стопроцентный бедняк, — слова эти он произносил плаксивым голосом, заученно, как будто просил милостыню. — Еще жандармы Хорти пытали меня, будто я был коммунистом… запалив свечи у распятия Христа. Офицер их повелел, шоб я стягнул ноговицы (он указал на брюки), а жандарм крикнул: «У сего злыдня на заду коммунистична печатка, вытравите ее лозами!» Жандармы так поусердствовали, шо я коло мисяца не мог сести, а харчувался, як вол, стоя. То було…

— Отставить! — приказал ему Винокуров. — Для первого знакомства хватит и этого. История весьма поучительная. Но достаточно. — Он подошел к нему ближе и приказал: — Встаньте. А теперь отвечайте. Скажите, вы предупредили обитателей бункера о нашем появлении?

Зубан отрицательно мотнул головой и протянул:

— Не-е-е…

Зубану стало ясно, кто сейчас был перед ним. Нет худа без добра. Угроза Коломейского висела над ним как дамоклов меч. Он знал, что рябой редко забывает о своих обещаниях. И что его ждало в лесу, он мог теперь ясно себе предположить.

Вчера вечером Коломейский приказал ему следить за Мариной. «Чтобы не убежала баба до времени». И добавил: «Завтра будем смываться!» Значит, это была его последняя ночь в собственной каморке. А там мрак.

После неудачного посещения поварихи он еще больше боялся показываться Коломейскому, который дал ему задание проверить его предположение насчет Марины. Он пришел к себе в комнату весь разбитый, свалился на кушетку, закрыл глаза. «Вот чертовка, — думал он. — Голыми руками не возьмешь». В висках стучало, сердце ныло. Встал, подошел к полке, на которой видел несколько пузырьков. «Хошь чего-нибудь выпить». В руку попалась склянка с валерьянкой. «Подходяще. На спирту!» Осушил ее залпом и опять лег. И тут же заснул.

Всю ночь ему снились кошмары. Вот его бросают в яму, и он летит в темноту. От страха Зубан проснулся и выглянул в коридор. Подошел к двери Марины, потрогал. Закрыта. Вернулся и опять лег. Но только закрыл глаза, и опять ужасы. Все в крови ощеренное лицо Коломейского. «Сто горячих ему!» — рычит он и помахивает тугими лозами… И опять сон как рукой сняло. От прежнего жильца остался градусник — видно, болезненный был человек, но сейчас он пригодился и Зубану. Вынул его из стакана и — себе под мышку. Через несколько минут посмотрел. Сорок! К утру его сморил тяжелый сон… и тут эти люди. Сначала Василь подумал, что пришли за ним его «братья», но потом понял, кто это такие. Бежать не собирался, да теперь и некуда. Поэтому подумал: «А может, и к лучшему? Там, у Хустовца, — петля, здесь — Сибирь. Но и там люди живут. Может, и выкарабкаюсь».