Александр Лукич закончил и прошел за свой стол. Винокуров, страшно заинтересованный, ждал дальнейшего рассказа. Но он не нарушил паузу. Сидел и ждал, когда подполковник заговорит сам. А тот не торопился. Он поудобнее уселся в кресло, достал папиросу и только после глубокой затяжки продолжил:

— Сегодня утром получил от нашей Марины весточку. В ней следующее: «Исчезнувший вернулся и работает в нашей усадьбе сторожем. Его звать Тибор Береш». Вот вам и номер. Как говорится, явился на блюдечке с голубой каемочкой.

— Так этот Тибор и есть Василий Зубан, — подтвердил Винокуров.

— Выходит, по-вашему, так.

— Ну и что Марина — Ксения? — не удержался майор. — Как она сейчас?

— Да ничего. Пишет, что Береш оказывает ей повышенное внимание, даже пытается ухаживать. Это только на пользу дела. В конце записки она сообщила, что к Берешу приезжал на велосипеде неизвестный ей мужчина. С фотоаппаратом. Его Марина не успела разглядеть. Не позволила обстановка.

— Итак, дорогой Иван Алексеевич, мне кажется, дело закручивается именно здесь. В связи с этим возникает параллельная проблема: ликвидация зубановского склада с оружием. Если дело дойдет до военных действий, то бандеровцы им воспользуются.

Александр Лукич открыл стол и достал оттуда фотографию.

— А вот наша Ксения, — показал он ее Винокурову. — Познакомьтесь с ней, хотя бы заочно. Возможно, пригодится в будущем.

Портрет был сделан квалифицированно. На майора глядела красивая женщина со строгим взглядом. Ей можно было дать двадцать-двадцать пять лет.

— Да, такая вскружит голову каждому, но в обиду себя не даст.

— Она не из робких, — кивнул головой Чащин.

В окончательной расшифровке схемы Зубана Чащин возлагал большие надежды на его сестру Каталину, поэтому решил допросить ее сам.

Она вошла в кабинет суровая, замкнутая. Молча села на предложенный ей стул. Подполковник выдержал паузу. Дал женщине собраться с мыслями. Узкое лицо ее посерело, глаза ввалились. Под взглядом Чащина она как-то сжалась, всем своим видом напоминая тщедушного цыпленка.

Первую фразу Александр Лукич произнес мягко, примиряюще:

— Ваши волнения насчет племянника напрасны. Мальчик пока дома. Имущество ваше и дом в целости и сохранности.

— Почему «пока»? — тихо переспросила Каталина.

— Мы договорились с председателем вашего сельского Совета о том, чтобы Габора отправить на время в детский дом. Повторяю, на время, пока вы не вернетесь домой. Я рассчитываю, что против такого решения вы не возражаете.

— Возражаю! Я не согласна! — вдруг вскричала она. — Я прошу вас отпустить меня под расписку и поручательство.

— Это исключено. Такая мера к вам неприемлема.

— Окажите милость. Ради горемычного мальчика. Не за себя же хлопочу. — Она заплакала, закрыла глаза платком, затем звучно высморкалась. — Возьмите во внимание и то, что я готовилась стать первой закарпатской трактористкой, как ваша Паша Ангелина. И учебник уже достала.

— Стоящее дело. Одобряю. — Чащин понимал, к чему клонит Каталина. Она во что бы то ни стало хотела добиться своего. Как говорится, «не мытьем, так катаньем». Подполковник сделал вид, что пошел у нее на поводу: — Одобряю, — повторил он. — Учиться никогда не поздно. Только почему вы Габора не хотите отдать в детский дом?