— И что же там?

— Прошу вас взглянуть на эту чудную вещицу, — сказал банкир и, видя, что девушка не разворачивает тряпицу, развернул сам, — это работа одного из лучших мастеров, что сейчас живы, это работа Пауло Гвидиче.

На бархате лежал и вправду удивительной красоты серебряный браслет с золотыми подвесками в виде святых ликов.

Ах, как он был хорош. И несомненно, он был ей впору.

— Прошу вас, юная госпожа, примерьте, — ласково говорил Ренальди.

Агнес надо было сначала вежливо поблагодарить, но не выдержала, схватила браслет и, чуть-чуть осмотрев, начала его приспосабливать к левой руке, а Ренальди вскочил и стал ей помогать с застежкой.

Да, браслетка с изображениями ликов святых была великолепной. И маленькие золотые иконы так красиво свешивались и болтались с легким позвякиванием, что хотелось трясти и трясти рукой. Девушка улыбалась и была весьма довольна подарком.

Видя, что застежка крепка, а подарок произвел должное впечатление, банкир сел на свой стул, отпил вина и вкрадчиво заговорил:

— Юная госпожа, вы молоды и красивы, не буду ли я дерзок, если поинтересуюсь о ваших привязанностях.

— Что? — Агнес подняла руку и потрясла ею, с улыбкою глядя на браслет. — Что вас интересует, господин Ренальди?

— Вы молоды, и не только я хотел бы знать, не занято ли ваше сердце? Есть ли кто-нибудь, кто претендует на него?

— Отчего же вы спрашиваете меня об этом? — удивилась Агнес.

— Оттого, что вы уже давно в тех годах, — он взглянул на нее и несомненно заметил, что ее платье в груди ей уже мало, — когда юным девам пора подумать о спутнике, с которым они пройдут путь, отпущенный им Господом.

Агнес поняла, о чем он, и теперь смотрела на него еще более удивленно:

— Так разве вы, господин Ренальди, не женаты?

— Ах, что вы, — банкир засмеялся, — конечно же, я женат, речь идет не обо мне, просто моему третьему сыну в нынешнем году исполнится пятнадцать, и поэтому и я, и мой отец, и мой дядя — все интересуются, не свободно ли ваше сердце, не может ли мой сын стать претендентом на вашу руку?

Агнес от такой неожиданности растерялась и даже разозлилась немного, видно от этого, чуть помолчав, сказала немного резко:

— Девушки нашей семьи сами себе женихов не выбирают. Вам нужно с дядей моим говорить, как он решит, так и будет.

— Да-да, — кивал банкир, — в этом мы не сомневались, просто хотели узнать, нет ли у вас каких предпочтений, прежде чем писать вашему дядюшке.

— У меня никаких предпочтений нет. И сердце мое никем не занято, — говорила Агнес строго. — И я, хоть и живу одна, но держу себя в божьем и праведном целомудрии.

— Да, да, да, — понимающе кивал банкир, — ни секунды в этом мы не сомневались.

— И коли вам надобна рука моя, так говорите с дядей, если же он решит, что ваш сын для меня хорошая партия, так тому и быть.

— Я понял, понял, — говорил банкир. — А когда дядя ваш намеревается быть в Ланне?

— То мне не ведомо, но знаю я, что дядя ведет войну, думаю, что вскорости его тут не будет.

Отчего-то тут девушке вдруг стало даже обидно. И вправду, сколько писем господин написал ей за все время? Сколько весточек присылал? Один раз приезжал Максимилиан да один раз этот противный одноногий Роха. Большего она и припомнить не смогла.