— Не могу я понять, что там в замке Белль, у барона происходит. Жив барон, не жив — не ясно. Как ни приеду, мне ворота не открывают, дядя барона с башни кричит, что барон при смерти, а с врачом поговорить не дает. Да есть ли там врач, непонятно. У тебя-то в замке хорошие знакомцы должны быть. Понимаешь?

— Да нет у меня там хороших знакомцев, — отвечает кузнец, явно разочарованный таким делом. — Барон меня ценит, но вы же знаете, что он болен. А так я лишь с господами рыцарями его знаком, да с этим сквалыгой, конюхом барона.

Волков готов был уже в деле, да и в кузнеце разочароваться, но Фриц Ламме, словно старый пес, сразу сделал стойку:

— Сквалыга, говоришь?

— Мелкий человек, — кузнец сплюнул, — мелочности полон, ко всякой пустяковине вечно цепляется, да и скупости неистощимой, одно слово сквалыга. И сдается мне, он не для господского кошелька старается.

— Вижу любишь ты его, — смеется Сыч.

Кузнец только плюется опять.

— Часто видишь его? — спрашивает Волков.

— Да почитай каждую неделю, то лошадь ковать приезжает, то телегу чинить, то еще что…

Сыч молча протягивает кавалеру руку. Волков молча лезет в кошель и кладет на руку Сыча два талера. Сыч забирает деньги и тут же один талер протягивает кузнецу:

— Конюх придет, дашь ему. — И тут же повышая голос: — Да ты дядя не морщись, не морщись, я тебя с ним не в перины укладываю, коль хочешь кузню в Эшбахте, так слушай, что тебе говорят. Понял?

— Понял, — кивает кузнец.

— Ну, вот сразу дашь ему талер и скажешь, что есть купец-коннозаводчик, хочет кое-что из баронских конюшен прикупить и желает сильно с конюхом познакомиться. А талер конюху в приз передает. Понял?

— Понял.

— Просто так талер дашь ему ни за что. Мол от купца приз хорошему человеку, только чтобы встретиться согласился, скажешь, что еще ему серебришко будет. Только чтобы в Эшбахт приехал. Говори, что зовут коннозаводчика Фридрих Ламме, что живет в трактире в Эшбахте, конями хорошими очень интересуется. Понял?

— Ага, коннозаводчик Фридрих Ламме. А поедет ли? — сомневался кузнец.

— Так ты ж только что сказал, что он сквалыга, который за свой карман стараться рад.

— Ну мало ли.

— Уговори его, как можешь, уговоришь, так поставишь кузню, где захочешь, хоть в Эшбахте, хоть у пристани, все за двадцать талеров в год, — сказал кавалер.

— За двадцать? — переспросил кузнец.

Волков кивнул.

— Раз так, придется постараться.

В этот вечер Элеонора Августа первый раз за три дня спустилась к столу ужинать. Волков почти не ел, так и сидел, ждал, когда начнется склока и выяснения чей дом лучше и чья семья благороднее. Но жена была молчалива и тиха, Брунхильда тоже была на удивление миролюбива, а Бригитт, как всегда, была прекрасна и улыбалась уголками рта, во всякую секунду готова была начать свару с любой из женщин, да ей повода никто не давал. Оттого она даже, кажется, ерзала в нетерпении, все так же обаятельно улыбаясь.

Но ничего у нее не вышло, монахиня прочитала молитву, и все принялись есть, а между делом графиня поинтересовалась у Элеоноры Августы, как протекает ее беременность.