Волков встал, говорить с монахиней ему не хотелось, а хотел он увидеть Брунхильду. Пошел наверх. Брунхильде были отданы покои Бригитт. Он открыл дверь по-хозяйски, без стука. Первым, что бросилось ему в глаза, был валяющийся на кровати госпожи паж графини. Юный Теодор Бренхофер развалился на перинах и подушках, в нижней рубахе, в распоясанных панталонах, в спущенных чулках. Он испугался, увидав кавалера, но с кровати слезть у него ума не хватило. Да, Бригитт была права, сопляк воспринимал кровать графини не иначе, как свою. А сама Брунхильда завалила комнату своей одеждой. Как раз к вечеру из Мелендорфа пригнали ее карету и привезли сундуки с ее вещами. Сундуки были открыты, она доставала оттуда платья и, чуть посмотрев на них, кидала их на пол в раздражении:

— Ах, на что я его теперь натяну. А сие вовсе одежа для прислуги. А в этом мне куда?… Как хорошо, братец, что вы пришли. Гардероба-то у меня вовсе нет…

— Выйди, — грубо сказал Волков пажу.

Мальчишка босой и чуть не бегом кинулся из комнаты.

— Чего вы на него? — удивилась графиня. — Зря вы так, он у меня добрее котенка.

— А не из тех ли он котов, что к хозяевам в постели лезут?

— Да хоть и из тех, — с вызовом произнесла графиня. — Всяк он лучше, чем рыжие драные кошки, приблудные, что в хозяев своих впиявились, да так закогтились, что аж кровь из — под ногтей. — Брунхильда смеется с возмущением. — Аж подойти к ним страшно, сразу шипят, шерсть дыбом, того и гляди в драку кинутся.

Но Волкову не охота препираться, он подходит к ней, проводит по щеке рукой, обнимает:

— Монашка сказала, что уже через неделю ты можешь родить.

— Дело бабье нехитрое, немножко молитвы пошепчу, немножко покричу, да и рожу благополучно, коли Богоматерь заступится, — смиренно говорила Брунхильда.

Совсем, совсем другой была когда-то, он еще помнил ту девочку, что понравилась ему в грязном трактире в забытом захолустье. А теперь — графиня.

Он опять провел рукой по ее щеке, стал трогать живот:

— Старуха говорит — будет сын.

— Молюсь, чтобы так и было.

Он не удержался и поцеловал ее в губы. Обнял опять, прижал крепко. Он думал, что заберет у графа поместье Грюнефельде, если понадобится — заберет силой.

— Как дело с горцами закончу, так у графа поместье для тебя и сына заберу.

— Да уж, постарайтесь, жить тут с вашей женой и вашей рыжей распутницей я не в силах, так и сдерживаюсь, молюсь целыми днями, чтобы какой-нибудь из этих дряней морду не расцарапать.

Это, кстати, тоже была причина найти графине дом. Ему и двух вздорных баб под одной крышей хватало.

А Бригитт и вправду его ждала, сидела в кровати, руки на груди сложила, губки поджаты, смотрит зло, видно заждалась, и даже обувь с его ног срывала зло, когда помогала ему раздеваться.

Утром после завтрака был у него Бруно Фолькоф с дружком своим Михелем Цеберингом. И был мальчишка рад, и весть принес радостную. Вместе с полным кошелем денег.

— Вчера, после разговора с главами гильдий, что готовы у нас уголь покупать, решил я зайти в дом господина Кершнера поклониться родственнику, проведать сестру. А господин Кершнер меня звал к ужину и был очень со мной ласков. А я ему все и рассказал про наше дело.