А до тех пор…

Самый лучший тайник – это серый пепел на горячих углях.

1 января 1434 года. Москва, Кремль. Женская половина дворца

Поперва Пелагея прижалась ухом к двери, прислушиваясь к происходящему внутри.

Трое юных стражников, одетых поверх дорогих шелковых рубашек в парчовые ферязи, покосились на нее с некоторым недоумением – однако делать замечания любимице государевой матушки не посмели. Слушает ключница и слушает. Стало быть, так и надобно.

– Тихо больно ныне у княгини… – наконец решила служанка и отворила створку. Заглянула внутрь, затем неслышно скользнула дальше, за порогом низко поклонилась: – Прости за беспокойство, великая госпожа, гонец из Галича вернулся.

– Зови! – кратко ответила Софья Витовтовна, отвернувшись от разложенных на сундуках отрезов парчи. Перевела взгляд на запыхавшегося паренька, слегка вскинула брови, словно спрашивая: где?

– Письма нет, великая госпожа, – призналась ключница и с силой толкнула мальчишку локтем в бок.

– Недовольство сильное князь Юрий Дмитриевич выказал, когда меня увидел, – поспешно поведал юный гонец. – Свиток брать не пожелал, а когда я о нем напомнил и вручил, то и читать-то не стал, к окну бросил. Про ответ и вовсе не сказывал.

– Не стал читать? – Княгиня-мать вздернула подбородок и выпрямилась.

Отрок, увидев, как у правительницы заиграли желваки, попятился от надвигающегося гнева. Однако гроза не спешила грохотать молниями. Царственная женщина сделала два шага вперед, провела пальцем по щеке вестника и почти спокойным голосом спросила:

– Где сейчас находится мой сын? Желаю его видеть. Без промедления!

Где мог находиться погожим зимним днем восемнадцатилетний юноша со своей шестнадцатилетней супругой? Разумеется, на горке, залитой на крутом склоне сразу за площадью перед парадным крыльцом Великокняжеского дворца!

Мальчишки, что всего пять лет назад беззаботно катались здесь на санках и рогожах, кусках ковров и просто на седалище, – ныне подросли и стали солидной великокняжеской свитой; князьями и боярами, сотниками и воеводами, сокольничими, конюшими и кравчими. Стали знатью… Но при всем том – остались все теми же мальчишками, веселыми и беззаботными. Семнадцать, восемнадцать – даже двадцать лет! Минувшие годы научили их лишь малому – не кататься на рогоже и на собственной заднице, ибо несолидно сопровождать веселье накрытым возле горки столом, уставленным кубками, винными кувшинами, блюдами с ветчиной и сластями, медом и ревенем.

Иные из сих витязей стали солидными женатыми мужами, иные именитыми боярами, иные даже солидными дьяками, но изменило сие токмо одно: теперь вместе с мальчишками катались и юные, румяные девицы, вместе с супругами наслаждаясь скоростью, весельем и вином. Ведь счастье знатного происхождения заключается в том, что замужней даме не надобно сразу из-под венца браться за ухваты, кадки и горшки. Для сего существовала дворня. Равно как и делами хозяйственными, земельными, денежными занималось многоопытное старшее поколение. И чаще всего делиться заботами особо не спешило.

Вот и в Кремле отчеты старшин и наместников, доклады приказчиков и мытарей, переписные листы и посольские грамоты отправлялись напрямую к княгине-матери. Она решала все споры и разногласия, подписывала выплаты и даровала вклады, направляла служивых людей на воеводства и в порубежье, назначала стряпчих и подьячих, учитывала тягло и мыт, утверждала росписи уже много-много лет – занимаясь сим привычно и уверенно, возвышая рода преданные и послушные и отрезая от прибыльных мест тех бояр, про которых долетали к ней недобрые слухи.