– Прости, княже, – мотнул головой слуга, – но благополучие земли Галичской беспокоит меня не менее, нежели твой покой! Деды и прадеды не помнят более мудрого и умелого правителя, нежели ты. Как народ твой, Юрий Дмитриевич? На кого ты желаешь нас бросить?!

– Вестимо, боярин Олай, я смог передать сыновьям весь свой опыт и помыслы. Они честны и знающи, они умеют держать клятвы и избегать подлости. Они смогут достичь в деяниях своих куда большего, нежели я. А коли вдруг понадобится мой совет, то я ведь не на смертном одре нахожусь, а всего лишь в отшельничество удаляюсь! Никто не запрещает сыновьям навещать меня в моей пустыни, приходить за судом и беседой. Однако же отныне они есть самовластные князья! Пусть учатся повелевать сами и сами отвечать за свои решения.

– Даже княжич Дмитрий Красивый? Твоему сыну нет и осьмнадцати годов, а ты вручаешь ему самый великий из городов своих, свою столицу! Хватит ли сему отроку мудрости и опыта, дабы сохранить величие сего владения?

– Ты ошибаешься, друг мой, – покачал головой искушенный жизнью правитель. – Я не вручаю лучший из городов своему младшему отпрыску, я вручаю младшее чадо свое под покровительство прекрасного и великого города! Здесь, в Галиче, пребывают самые знающие и храбрые из моих бояр, самые лучшие из воинов, здесь моя свита, без которой я есмь обычный ратник, и не более того. Здесь есть ты, Олай, мой верный друг и соратник! Дмитрий остается в ваших руках, и вы вырастите из него лучшего властителя из лучших, вы подарите ему знания и опыт, вы сделаете из него непобедимого воеводу! Вы отдадите ему все то, что я отдал вам, когда собирал, учил, когда водил в походы, когда поручал дела хозяйственные и земельные. Вы часть меня самого, мой верный Олай. Вы умеете править и побеждать не хуже меня. И вы научите всему этому моего младшенького ребенка! Старшим же сия помощь покажется лишь обузой, они уже успели вообразить себя взрослыми. Так что пускай властвуют собственным разумением! Пару раз обожгутся, тогда, глядишь, ужо в полный рассудок и войдут.

Боярин немного помолчал и вздохнул:

– Вестимо, мне тебя не отговорить, Юрий Дмитриевич?

Князь не успел ответить – дверь распахнулась, и в комнату ворвался старший из сыновей правителя:

– Батюшка, Димка сманил с собою всех зелейщиков! Скажи ему, сие нечестно! Пусть половину отдаст! Порох не токмо ему одному, он всем надобен!

На лице боярина Басманова появилась ехидная усмешка. Вслух он ничего не сказал, но во всем облике отразился саркастический вопрос:

«И это есть самовластные князья?!»

– Хорошо хоть не по духовной наследство делите… – скорее верному соратнику, нежели сыну ответил правитель. – А то бы, верно, уже и рассорились насмерть. – А затем повысил голос: – Как же сие возможно, Василий? У нас зелейщиков не меньше сотни, не считая подмастерьев и помощников! Стольких работников никому не сманить! Да столько никому и не надобно…

– Но он забрал самых лучших, отец!

– Значит, все-таки не всех? – поднялся из кресла Юрий Дмитриевич. – Вестимо, самым лучшим он предложил нечто очень хорошее, коли они пожелали покинуть отчие дома и перебраться на новое место? Так предложи им что-то еще большее! Доход, двор, землю… Ремесленник, он ведь не полонянин, его в цепях с места на место не перевезешь, за серебро у хозяина не перекупишь. Коли его супротив воли гонять, опосля никакой работы не получишь. Хорошо, если халтурой какой отделываться станет, лишь бы не заставляли. А скорее и вовсе бросит дело, и все! Без души и желания – оно ведь и лукошка простого не сплетешь. Все кривыми да косыми получаться станут.