– Ты – князь, мой мальчик, – покачал головой Юрий Дмитриевич. – Ты что, братьев своих не знаешь? Они просто дразнятся. Как только я удалюсь в скит, ты останешься полновластным властителем Галича и всех наших заволочных владений. Но изыскивать свиту, я так полагаю, тебе и вправду ни к чему. В Галиче с тобою останутся мои верные бояре, каковые на первых порах и поддержат, и посоветуют, и защитят.

Младший из Юрьевичей помолчал, сложил руки на груди.

– Так ты и вправду намерен отречься от своего звания, отец? Удалиться от мира?

– Сие решено накрепко, Дмитрий! – твердо ответил князь, слегка усмехнулся и развел руками: – Вот, вскорости сии покои станут твоими. Присматривайся.

– Мне мои больше нравятся, батюшка. Там красиво, уютно. Да и привык я к ним.

– Дело твое, Дима, – не стал спорить отец. – Ты же князь. Однако настанет день, когда у тебя у самого родится сын. И тогда все твое по праву станет его. Начнется же сие с того, что светелки свои детские тебе придется все-таки уступить. Комнату, дружины, город, земли… Как я сейчас отдаю все вам, так и ты отдашь сие моим внукам, а они – правнукам, а те – праправнукам…

Князь внезапно прошел вперед и крепко обнял сына, похлопал его по спине:

– Я люблю тебя, мой мальчик. Ступай и ни о чем не беспокойся!

Но не успела закрыться дверь за Дмитрием Юрьевичем, как она тут же распахнулась перед боярином Олаем Басмановым, примчавшимся в одном только зипуне поверх исподнего.

– Да так ли сие, княже?! – выпучив глаза, громко спросил он: – Нечто ты и вправду от мира отречься задумал?!

– Рано или поздно сие должно было случиться, друг мой, – слабо пожал плечами правитель. – И лучше рано, коли я желаю замолить свои грехи в здравом уме и твердой памяти, а не угаснуть в слабости и беспомощности. Мои сыновья возмужали, им пора становиться самовластными князьями. Пусть так и будет! Я передам свои владения в их крепкие руки, разделю наследство при жизни, а не в духовной грамоте, и удалюсь в тихую пустынь.

Верный сотник тяжело вздохнул, прошел вперед и повернулся спиной к печи, замер в двух шагах перед повелителем. Прищипнул покрытый длинной щетиной подбородок, вскинул голову.

– Я слышал про одного магрибского падишаха. Когда у него подросли дети, он поделил свое царствие между ними, сам же решил остаток жизни ездить от одного сына к другому, гостевать у них в почете и уважении, отдыхать и молиться. И знаешь, что сделали его дети, едва только они стали самовластными султанами, а он – обычным стариком? Они продали своего отца в рабство, дабы тот не докучал им своими приездами!

Князь Юрий Дмитриевич сперва нахмурился, но тут же откинулся на спинку кресла и тихо рассмеялся:

– Признайся, друг мой, ты придумал сию историю сам, только что, дабы хорошенько меня напугать? Никогда не поверю, чтобы даже в самой дикой и злобной стране дети могли столь бессовестно отречься от батюшки! Но тем не менее… Я не собираюсь докучать сыновьям надзором и удалюсь в пустынь куда-нибудь на Кубенское озеро, оставив ее в своем владении. Посему о моей безопасности, друже, ты можешь не беспокоиться.