— Вовсе нет, мама, но Филипп прав. Перестань терзать Анжелину. Светские люди должны уважать своих гостей, делать так, чтобы они чувствовали себя непринужденно. И вовсе не пристало говорить так о Дидье в присутствии наших дочерей. Что касается моего недовольства, ты прекрасно знаешь, чем оно вызвано. Даже в такой особенный вечер ты держишь собаку на коленях, да еще за столом.

— Это чтобы заставить мадемуазель Анжелину улыбнуться, — лукаво заметила старая дама.

Эжени и ее сестра, закрыв лица салфетками, о чем-то оживленно заговорили. Дидье Кост с сожалением уставился в свою тарелку, ведь он еще не налюбовался Анжелиной.

В столовую вошла Фаншона с бутылками вина и графинами с водой. Дворецкий принес следующее блюдо.

— Задняя ножка ягненка с зеленым горошком, мадам, — объявил он.

— Спасибо, Мартин, — сухо откликнулась хозяйка дома. — Филипп, ты не забыл, как надо резать этот кусок мяса?

— Нет, мама.

— И правда, как ты мог забыть! — насмешливо сказала Камилла. — Учитывая твою профессию…

Доктор сжал зубы. Его старая мать решила испортить этот праздничный вечер. Она всегда была несносной, но с возрастом ее язвительный характер усугубился, чему способствовали мучительные приступы подагры.

— Я не стану тебе отвечать, — тихо заметил Филипп. — Фаншона, держалку для ножки!

Анжелина слушала, присматриваясь к жестам и выражениям лиц членов семьи. Она заметила, что горничная протянула Филиппу серебряный прибор, при помощи которого удерживают ножку во время разделки, чтобы не испачкать руки. Бестактная реплика Камиллы Кост не выходила у нее из головы. «Как она осмеливается сравнивать разделку мяса с профессией акушера?! Это же неуважение к бедным пациенткам, которых порой приходится резать, а потом зашивать… Действительно, богатые люди думают, что им все позволено. Полагаю, если бы меня соизволили впустить в мануарий Лезажей, мне пришлось бы присутствовать на таком же чопорном бесконечном ужине. И я чувствовала бы себя незваной гостьей, как и сейчас».

Анжелина не смогла проглотить кусок мяса, недожаренного, на ее вкус, и взяла немного горошка.

— Поскорее подавайте десерт! — вдруг воскликнул Дидье. — Я люблю только шампанское. Бордо кажется мне слишком кислым.

— Прошу тебя, Дидье, не ссорься с мамой. Ты же знаешь, она отдает предпочтение бордо, — недовольно заметила Мари-Пьер. — Анжелина, простите нас! Сегодня за столом необычная обстановка.

— Возможно, это из-за меня, — нервно ответила Анжелина, охваченная неконтролируемым гневом. — Возможно, вы никогда не посадили бы за свой стол дочь сапожника и скромной деревенской повитухи. Мне очень жаль, что я нарушила ваш привычный ритм жизни… Лучше прекратить эту комедию.

С этими словами Анжелина встала и быстро выбежала из столовой, едва не сбив с ног Фаншону, которая принесла хлеб.

— Анжелина, полно! Анжелина, вернитесь! — закричал Филипп.

Анжелина, подхватив юбку, стремительно поднялась по лестнице. Из ее глаз ручьем текли слезы. Войдя в комнату, она заперла дверь на ключ и сняла жемчужное ожерелье и платье.

— Все кончено! Я метила слишком высоко и теперь упала с небес на землю, — задыхаясь, шептала Анжелина. — Я не хочу жить в этом обществе! Ни за что! Мое место не здесь, а в долине Ансену, в Бьере, на улице Мобек — везде, только не здесь, не рядом с этими людьми.