— Жозеф, о чем ты думаешь? Тебе пора уходить.

Аббат Северин стал для Луиджи отцом, и тот питал к этому святому человеку глубокую нежность и огромное уважение. Он не мог выразить свою любовь, поэтому просто взял аббата за руку и, нежно посмотрев ему в глаза, сказал:

— Ничего не бойтесь, я ухожу…

«Вы воспитали меня, научили читать и писать. Вы сделали из меня образованного и хорошо воспитанного мальчика. Но главное, я изучал сольфеджио, научился играть на скрипке и клавесине, — вспоминал Луиджи. — Годы бродяжничества превратили меня в человека, за которого мне часто бывает стыдно: свободного, как ветер, бедного, как Иов, да еще и ловеласа. Я воровал, лгал… Рядом с вами, таким слабым и больным, я словно стал лучше; рядом с вами я ощущаю себя ребенком, которого вы до сих пор любите. Увы, я изменился, сердце мое ожесточилось. Ожесточилось и болит от неразделенной любви к Анжелине».

— Луиджи, посмотри на меня, — строго сказал аббат. — Ты должен пообещать мне, что не будешь искать эту барышню. Тебе повезло, что тебя поместили в больницу Сен-Лизье и ты сумел сбежать и добраться сюда, не потеряв сознания. Но Анжелина — ведь так ее зовут? — эта прелестная Анжелина, о которой ты мне рассказывал, никогда не поверит в твою невиновность. Я верю тебе, так как знаю, что ты неспособен на такую низость, на такое варварство, и каждое утро молю нашего Господа Иисуса Христа, чтобы настоящий преступник был разоблачен и арестован.

— Я тоже желаю всей душой. Это оправдает меня в глазах всех.

— Особенно в глазах Анжелины. Ах, как мне тебя жаль… Дитя мое, теперь уходи. Послушник приготовил тебе мешок с едой. Ты отказался от моих денег, так возьми хотя бы еду.

Старый аббат встал. На сердце у него было тяжело. Он положил дрожащую руку на плечо своего воспитанника.

— Никто не узнает тебя в этой шубе. К тому же у тебя отросли усы и борода. Мне это не нравится, но теперь ты совершенно не похож на того Луиджи, каким был в июне.

Молодой человек тоже встал. Он поклонился отцу Северину и обнял его.

— Спасибо! Если бы я мог когда-нибудь отплатить вам! Я знаю, что вам не хватает средств отремонтировать здания, которых не щадит время… Прощайте, дорогой отец!

— Прощай, Жозеф! Да хранит тебя Господь!

Через десять минут молодой мужчина вышел из ворот аббатства, тепло одетый и хорошо обутый, с мешком, перекинутым через плечо. Мокрая земля чавкала под его ногами. Было очень холодно. На чистом небе сверкали мириады звезд.

— Свободен! Я снова свободен! — повторял Луиджи, но не испытывал ожидаемой радости.

Рана зарубцевалась, Луиджи вновь был полон сил. Он мог без устали шагать до самого рассвета. Ему не страшны были ни глубокий снег на горном перевале Аньес, ни сильный ветер, гулявший в горах. Однако ему не хватало того самого чувства, которое всегда поддерживало его и внушало радость: надежды. Его уход напоминал, скорее, бегство. Луиджи казалось, что во мраке ночи он различал изящный силуэт с золотисто-рыжими волосами и аметистовыми глазами.

«Анжелина, такая прекрасная и такая жестокая! — говорил он себе. — Я хочу, чтобы ты знала: я невиновен! Да, невиновен… Потому что я люблю тебя. О, как горячо я тебя люблю!»