Что такое тогда человек? И чего стоит эта жизнь, если она может оборваться так внезапно и бессмысленно?

Почему только теряя жизнь, только боясь, что она оборвется, мы замечаем, что она вообще была? Только чуть не потеряв человека, мы можем оценить его важность, понять, что любая потеря невосполнима, что другого такого человека уже не будет никогда?

– Две-три страницы, – ласково сказала учительница, – не надо больше, ошибок наделаешь.

Слава поднял на нее глаза. Оказывается, он все это время писал.

«Цените друзей, пока они живы!» – дописал он в конце.

Сдал работу и поехал к Юре в больницу.

Сергей проверил содержимое кошелька, потом карт-счет и крепко задумался. Даже ему одному оставшихся денег до конца месяца не хватило бы. А надо и Наде со Славкой что-то подбросить.

Он перебрал все возможные варианты – взять халтурку, одолжить денег, продать машину – и пригорюнился. Как минимум придется вернуться домой, потому что на съём у него точно нет средств. Через два дня закончится предоплата, которую он внес при заселении, и вот тогда… Только нужно объяснить Наде, что его возвращение не значит примирение. Если она не встряхнется, не займется собой – ничего у них не получится. И жить он будет отдельно. На балконе. Давно собирался утеплить его, пенопласт лежит горой, да все времени не было. Теперь есть.

«А чего я буду ждать две недели? – подумал вдруг Сергей. – Прямо сейчас и вернусь!»

Эта идея так ему понравилась, что он схватил вещи (они так и стояли неразобранные в коридоре) и потащил все в машину. По пути проскочила идея предупредить Надю, но Сергей ее отогнал. Он что, должен спрашивать разрешения, чтобы вернуться? Приедет и поставит перед фактом. Сергей даже мысленно отрепетировал короткую, но убедительную речь.

Дома оказалось пусто.

Это несколько сбило настроение. Сергей потоптался немного в коридоре, потом переобулся в тапочки и направился на балкон. Он успел снять всю вагонку и начал закладывать утеплитель, и тут выяснилось, что пенопласт нужно подпиливать, чтобы влезал, а нормально пилить получалось только ножом. Сергей тихонько матерился, разрезая третий лист, когда услышал за спиной Надин голос:

– Ты чего это?

– Да не пилится, зараза! – ответил Сергей.

В ярости он надавил чуть сильнее, и пенопласт лопнул по диагонали. Сергей утробно зарычал. Откуда-то появился стакан воды, Сергей опрокинул его в себя, чуть успокоился и снова взялся за нож.

В следующий раз его побеспокоили через полчаса.

– Ужин готов, – сказала Надя.

– Ага, – ответил Сергей и с облегчением выпрямился.

Он успел сделать половину работы. А может, и больше. «Завтра доделаю», – с удовольствием подумал Сергей. И вспомнил, что он вернулся не потому, что помирился или простил, а… просто будет тут жить. Отдельно. И питаться тоже отдельно.

Он сделал максимально строгое лицо и вышел на кухню. Пахло жареной картошкой и отбивными.

– Иди руки мой, – сказала Надя.

«Я не буду есть», – хотел сказать Сергей, но во рту оказалось слишком много слюны.

Ужинали втроем: Сергей, Надя и Ира. Славик увидел папу, изменился в лице и скрылся у себя в комнате. Надя подорвалась его вернуть, но Сергей махнул рукой: «Не надо!» Ира весь ужин рассказывала о Юре, которому сегодня стало лучше. Надя кивала и задавала вопросы. Произносить в такой обстановке заготовленную речь Сергей постеснялся. Только когда Ира вышла с кухни, Сергей сказал: