Держи себя в руках, маленькая Рози.
Держи себя в руках и помни о дереве.
Она опускает глаза и видит, что карандаш, который был у нее в руках, сломан на две половинки. Пару секунд она смотрит на сломанный карандаш, глубоко дыша и стараясь унять бешеное сердцебиение. Наконец она чувствует, что теперь может говорить нормально, и произносит:
– Да, со мной все в порядке. Но ты права, я вчера поздно легла и не выспалась. Так что давай на сегодня закончим.
– Вот и умница, – говорит Рода, но женщина по другую сторону стекла – женщина, которая снимает наушники с микрофоном едва заметно трясущимися руками, – думает про себя: Нет. Не умница. Злюка. Ужасная злюка.
Я отплачу, шепчет голос в глубинах сознания. Рано или поздно, маленькая Рози, но я обязательно отплачу. Я отплачу, хочешь ты этого или нет.
Она боится, что ей не уснуть в эту ночь. Но она засыпает сразу после полуночи, и ей даже снятся сны. Ей снится дерево – то самое дерево, – и проснувшись на утро, она говорит себе: Неудивительно, что я не могла ничего понять. Вовсе не удивительно. Все это время я думала не о том.
Она лежит на спине рядом с Биллом, глядя в потолок и размышляя о своем сне. Там, во сне, она слышала крики чаек над озером и еще – голос Билла. С ними будет все в порядке, если они не заразятся, говорил Билл. Если они не заразятся и будут помнить о дереве.
Теперь она знает, что надо сделать.
На следующий день она звонит Роде и говорит, что сегодня ее не будет. Говорит, она себя плохо чувствует. Похоже на грипп. Потом она садится в машину и едет на озеро. На переднем сиденье лежит ее старая сумка, привезенная из Египта. На этот раз она едет одна. Сейчас не сезон, и поэтому в Шортленде никого нет. Рози здесь совершенно одна. Она снимает туфли, ставит их под стол для пикников, спускается к озеру и идет вдоль кромки воды, набегающей на песчаный берег – как в тот день, когда Билл привез ее сюда в первый раз. Она боится, что не сумеет найти тропинку наверх, но ее опасения напрасны. Пока она поднимается по заросшей травой тропинке, оставляя следы босых ног на песке, она размышляет, а сколько их было, снов, – снов, которых она не запомнила, но которые в конечном итоге и привели ее сюда, – с тех пор, как у нее начались эти приступы ярости? Вопрос интересный. Но он так и останется без ответа. Впрочем, это уже не важно.
Тропа выводит ее на поляну, в центре поляны лежит поваленное дерево – то, которое она наконец вспомнила. Она хорошо помнит все, что случилось с ней в мире картины, и теперь она видит, причем безо всякого удивления, что это дерево на поляне – совершенно такое же, как и то, которое преграждало тропинку в мертвом саду.
Под переплетением его корней виднеется лисья нора, но она пуста. Но Рози все равно идет туда и опускается на колени – все равно ноги дрожат и не держат. Она открывает свою старую сумку и высыпает остатки своей старой жизни на землю, усыпанную палой листвой. Среди смятых счетов из прачечной и просроченных рецептов, под листком со списком покупок со словами
СВИНЫЕ ОТБИВНЫЕ
вверху – подчеркнутыми жирной чертой, большими буквами и с восклицательным знаком (из еды Норман больше всего любил свиные отбивные) – лежит маленький сверток из голубой ткани в розовато-пурпурных разводах.