– А у нее хорошо получается, – замечает один из них, после того как Рози, взмокшая и раскрасневшаяся, отбивает три подачи подряд, зафигачив мячи по всей длине тренировочного коридора. Каждый раз, когда она бьет по мячу, она издает высокий пронзительный вопль, как Моника Селеш при подаче навылет. Она бьет по мячу с таким зверским остервенением, как будто резиновый мячик – ее заклятый враг.

– Интересно, кто первым сломается: она или эта машина, – говорит второй, когда подающий автомат в центре коридора выстреливает мячом, летящим со скоростью восемьдесят миль в час. Рози издает свой истошный вопль, склоняет голову набок чуть ли не до самого плеча и напрягает ноги. Мяч почти с той же скоростью отлетает назад, ударяется в сетку в двухстах футах дальше по коридору и падает на пол, где уже скопилось немало отбитых мячей.

– Да так, ничего особенного, – усмехается третий. – Чуть выше ниже среднего. – Он достает сигарету, сует ее в рот и чиркает спичкой. – Ей еще работать и рабо…

На этот раз Рози кричит уже по-настоящему – ее вопль похож на крик хищной птицы, завидевшей добычу, – и мяч летит низко над полом сплошной белой черточкой. Он ударяется в сетку… и пробивает ее насквозь. Дырка в сетке похожа на отверстие от пули, выпущенной в упор.

Парень с сигаретой застывает с отвисшей челюстью. Сгоревшая спичка обжигает пальцы.

– Так что ты там говорил? – тихо спрашивает первый парень.

Примерно через месяц, вскоре после того, как тренировочный центр закрыли на лето, Рода Симонс неожиданно прерывает чтение Рози – они сейчас записывают новую книгу Глории Нэйлор – и предлагает на сегодня закончить. Рози возражает: еще слишком рано. Рода не спорит, но говорит, что голос Рози теряет свою выразительность. Она говорит, что ему надо дать отдохнуть. До завтра.

– Да, но я бы хотела закончить сегодня, – говорит Рози. – Осталось всего двадцать страниц. Ро, я хочу дочитать эту чертову вещь.

– Все, что ты начитаешь сейчас, завтра придется записывать заново, – говорит Рода тоном, не терпящим возражений. – Я не знаю, сколько ты вчера вечером просидела с Памеласитой, но на сегодня работа закончена.

Рози встает и выходит, так хлопнув дверью, что она чуть не слетает с петель. Она направляется прямиком к режиссерскому пульту и хватает испуганную Роду Симонс за воротник ее чертовой блузки от Нормы Камали и прикладывает ее мордой о пульт. Какой-то переключатель протыкает ее римский нос, как шампур барбекю. Кровь хлещет фонтаном, стекает по застекленной перегородке противными струйками цвета розы марены.

– Рози, не надо! – кричит Керт Гамильтон. – Господи Боже, что ты делаешь?

Рози впивается ногтями в горло Роды и раздирает его. Подставляет лицо под струи горячей крови. Ей хочется искупаться в крови, как в купели крещения новой жизни – своей новой личности, против которой она так долго и глупо сопротивлялась. И ей вовсе не обязательно отвечать Керту; она и так знает, что делает. Она пытается отплатить – вот что. И спаси Бог того, кто окажется в списке ее должников… Спаси его Бог…

– Рози? – Голос Роды в динамике интеркома возвращает ее к реальности из мира кошмарных, но все же таких притягательных грез. – С тобой все в порядке?