Когда они кончили петь, голова у Иоганна ощутимо кружилась.

В комнате воцарилась тишина.

– Лишь бы они только помогли, песни эти, – прервал молчание Мартин.

Иоганн взглянул на него.

– Дайте угадаю. Вы поете их только зимой, когда особенно холодно.

Старик промолчал.

– И они должны уберечь вас от изгнанных.

Мартин перевел взгляд на Альбина.

– У тебя, видно, язык подлиннее, чем у Франца…

– Это Игнац ему рассказал, в лесу, – стал оправдываться батрак. – И правильно сделал. Иоганн имеет право знать правду.

– Что ты в этом понимаешь? – недовольно проворчал Мартин.

Иоганн не унимался:

– Я слышал россказни про изгоев, про них, обитающих в лесу. Про Божью кару, бледную кожу и острые зубы, – тут он сделал паузу и заглянул в глаза старику. – Мне интересно другое. Если они действительно существуют, то откуда же они взялись?

– Они всегда были, – быстро ответил Мартин. – А больше я и сам ничего не знаю. – Он поднялся. – Думаю, вам пора возвращаться, пока Якоб ничего не подумал.

При этих словах он взглянул сначала на Элизабет, затем на Иоганна.

Лист чувствовал, что старик лжет и знает куда больше, чем пытается показать. Однако момент был не самый подходящий. Иоганну не хотелось допытываться при Элизабет.

Он поднялся. Его качнуло в сторону, голова готова была взорваться.

Суровый жнец в смертельной пляске со своими жертвами. Бледное лицо, мольбы о пощаде.

Откуда взялись эти голоса? Почему именно теперь перед глазами возникли образы, которые преследовали его в кошмарах?

Кровь забрызгала стену, стекает по фрескам, черная в блеклом свете луны, пульсирует точно в венах…

Альбин ухватил его за плечо и придержал.

Голоса и видения исчезли, в глазах прояснилось. Иоганн стряхнул с плеча руку Альбина.

– Спасибо. Я уже в порядке.

– Тебе лучше знать, – сказал с ухмылкой Альбин и подмигнул Францу. Тот подмигнул в ответ.

Элизабет поцеловала деда в щеку.

– До завтра, дедушка.

– До завтра, дитя мое.

Элизабет вышла. Альбин последовал за ней. Старик посмотрел Иоганну в глаза.

– Береги себя, парень.

Лист молча кивнул и вышел из комнаты.

Тяжелая проповедь на тяжелую голову.

Надо же сморозить такую глупость, подумал Иоганн и потер виски. Чувствовал он себя ужасно. Его мутило, голова гудела, во рту до сих пор ощущался яблочный привкус шнапса. Глаза распухли и покраснели.

И что самое скверное, в этом состоянии он вынужден был стоять в церкви и выслушивать нескончаемую проповедь Кайетана Бихтера. В церкви было не протолкнуться. Как верно заметил Франц, близилось Рождество, и у Бихтера нашлось немало слов к предстоящим празднествам. Когда Иоганн думал уже, что больше не вытерпит, проповедь наконец-то завершилась.

– Аминь, – хором произнесли прихожане.

– Аминь, братья мои и сестры.

Бихтер помедлил в нерешительности. Обвел взглядом первые ряды, посмотрел на Каррера и Риглера. Потом как будто собрался с духом и произнес:

– Позвольте еще слово…

Иоганн простонал про себя.

– Как нам известно, пути Господни неисповедимы, – Бихтер сделал глубокий вдох. – Он забрал у нас корову и навлек на деревню солдат. А зима в этом году пришла слишком рано. И я понимаю, что многие из вас обеспокоены. Но вам не придется ни голодать, ни мерзнуть. – Снова короткая пауза. – И ваша потеря пойдет на пользу тем, кто сейчас нуждается особенно остро. И те среди вас, кто не желает проявить милосердие даже в такое суровое время, пусть поднимутся.