– Значит, она уже в коровьем раю.
Софи сдавленно рассмеялась.
– Спасибо вам.
Элизабет отстранилась и направилась к выходу.
– Пойдем, надо готовить ужин. – В дверях она вновь развернулась. – Софи?
Служанка подняла голову.
– Иоганн… – Элизабет не смогла подобрать слов.
Софи все поняла.
– Мне все ясно, вам не о чем тревожиться.
– Спасибо, Софи.
Элизабет скрылась за дверью.
К вечеру все в деревне знали о зарезанной корове, найденной у леса. В харчевне за большим столом сидели Якоб Каррер, его брат Франц, Бенедикт Риглер, священник Кайетан Бихтер и Алоиз Бухмюллер.
Все молчали, слушали, как потрескивают поленья в печи.
Наконец Риглер прервал молчание.
– В такой холод даже удивительно, как они раньше не явились. Говорю вам, непросто будет пережить эту зиму.
– Но почему именно мою корову… – со злостью процедил Якоб.
Бихтер уставился на него в изумлении.
– Господь всемогущий, Каррер! Из-за одной коровы ты с голоду не помрешь! Если б вы не скупились и…
– Может, нам еще подкармливать эту нечисть? – резко перебил его Якоб.
– Толика милосердия никому из вас не повредила бы. Как-никак все мы дети Божьи!
У Якоба на лице было написано презрение.
– Никогда не понимал твоего сочувствия к ним, святой отец.
– И по всей видимости, не поймешь. Ни один из вас не поймет! – громко произнес священник.
Остальные смотрели на него в недоумении.
Бихтер одним духом допил пиво и резко поднялся. Сбитые с толку, все ждали, что будет дальше. Священник же лаконично произнес:
– Любите врагов ваших, благотворите ненавидящим вас. – Потом поставил кружку и тихим голосом добавил: – Лука, шесть, двадцать семь. Доброго адвента вам, господа!
Он развернулся и стремительным шагом покинул харчевню.
– Что это с ним? – спросил в недоумении Риглер.
– Ибо предался он возлиянию, Каррер, один, девяносто девять, – проговорил Франц и звучно рыгнул.
Остальные разразились хохотом.
– Перед Рождеством он всегда немного чудной, – заметил Бухмюллер.
– Да, но с каждым годом все чуднее, – добавил Франц.
– Когда-нибудь меня его причуды достанут… – проворчал Каррер.
– Успокойся ты, Якоб, – попытался успокоить его Риглер. – Если тебе что-то нужно, просто скажи.
– Вот именно. А теперь пропустим еще по одной. Может, тогда нас и озарит… – Бухмюллер кивнул на жену, которая подошла к столу с четырьмя кружками пива. – Ваше здоровье!
Кружки стукнулись друг о друга.
Глупец, почему ты не выложишь им всю правду?
Кайетан Бихтер стоял в ризнице. Он был в отчаянии. Споры, подобные сегодняшнему, не были редкостью, но никогда еще он не высказывал своего мнения так открыто. И ни разу не раскрывал перед ними свои карты.
Разумеется, каждый в приходе был ему по-своему дорог. Но как жить ему среди тех, милостью тех, кто принимал в штыки дело, в котором он сам видел смысл жизни?
Священник огляделся. Ризница была и убежищем, и тюрьмой одновременно. Здесь хранились старинные записи, те немногие, которые удалось спасти. Он знал их все наизусть – внушительная горка натаявшего воска свидетельствовала о его ночных изысканиях. И неустанных поисках помощи – или избавления.